Последний из Двадцати - стр. 20
Ещё одна ночь, ещё одна жертва.
Была бы, не окажись парень чародеем.
Волколак взвыл от дикой боли – способные прокусить лист брони клыки чудовища хрустнули, едва столкнулись с обратившейся в сталь шеей. Металлический кулак вонзился в брюхо чудовища словно осиное жало.
Оборотень отлетел прочь, словно щенок, обиженно заскулил. Встал на четыре лапы, обходя чародея посолонь – сдаваться легко он не собирался.
Ска выдал ветер. Мохнатая бестия учуяла её запах прежде, чем механическая кукла соизволила заявиться.
В руках она стискивала малурит. Сорвавшийся с стабилизационного кристалла огненный шар прочертил красивую дугу перед самым носом оборотня. Махнув хвостом на прощанье, волколак бежал прочь. Если уж что оборотни и не любили – так это жгучий кусачий огонь.
Забыв про еду и сон, чародей шёл по следу бестии. Иногда он ловил себя на том, что отвлёкся от изначальной задачи – надо было проверить слова Вигка. К счастью, это было по пути.
Оборотень нутром чуял, что они идут по его следу. Рун во что бы то ни стало желал изловить зверя. Старый Мяхар занудствовал, но говорил верно – любой из Двадцати в первую очередь бережёт свои владения от напастей.
– Здесь, – вдруг указала Ска. Рун присел на корточки: землю украшала линька волчьего меха. Куст хранил на себе обрывок одежды. Волчьих следов было полно – когда эти твари возвращают собственный облик, вертятся на одном месте, будто непоседливые псы.
Человеческий след был чуть дальше. Отпечаток босой ноги в подсохшей грязи – следовало искать ближайшую деревню. Впрочем, часы, проведённые по настоянию Гитры за бестиарием говорили, что необязательно. Наверняка где-то неподалёку отсюда стоит сруб или одинокая хижина на опушке. Следовало бы пустить поисковых бегунков, но парень не спешил.
Муладир завывал и принялся вырываться пуще прежнего. Рун истратил на него пару заклинаний успокоения – но треклятая тварь замолкала лишь на минуту, а после вновь придавалась панике.
Не помогали ни уговоры, ни грязная брань, ни бережная ласка Ска. Что уж говорить, Рун не без труда для самого себя признал, что даже магия оказалась тут бессильна. А ему-то в голопузом детстве казалось, что чародеи способны на всё…
Лесная тропа вывела их к монолиту. Каменное изваяние с лицом маленькой девочки высилось и гнило среди зарослей марновника. Словно укрывая несчастную от солнечных лучей, возвышались рощистые плакучки. Ало-синие лепестки укрывали землю всякий раз, как только дул ветер.
Рун остановился лишь на мгновение, возложил на монумент руки. Почтительно поклонился, пожелал спокойного сна заключённому в каменный плен чародею.
Их всегда должно быть Двадцать. Как, зачем, почему – в Шпиле было принято не спрашивать. Детьми, шёпотом, в тщетных надеждах, что не услышат взрослые, они тасовали свои самые скверные догадки, будто колоду карт. Слухи на корню обрубила Гитра на пару с Матриархом, на одном из уроков пояснив, что Шпиль способен снабжать только двадцать отобранных чародеев.
Судьба остальных была не завидна. Крестьяне знали правила, но в своей твердолобой упрямости всякий раз норовили их нарушить: едва они осознавали, что рядом с ними живёт способный сплетать ману в заклинания чародей, как принимались за игру. Одни, теряя лапти на ходу, со всех ног бежали к Шпилю доложить. Другие укрывали, прятали, лелеяли тщедушные надежды спасти.