Последний ход за белой королевой - стр. 79

– Вообще-то нет. Но поеду. Когда и куда? Италия большая.

– В Сан Ремо и оттуда назад во Францию. В Монпелье.

– Я тебе нужна как художник или как шофер?

– Как Кики. Как Кики, которая прекрасно водит машину.

– Жалко, что не в Верону. Я очень хочу туда.

– В следующий раз.

– Знаешь, что говорит американка, когда ее приглашают в Верону? Она удивляется, зачем летать в Италию, когда у них в каждом штате своя Верона. Немка уверена, что воздыхатель собирается сделать ей предложение у балкона Джульетты и на всякий случай покупает кольца. Итальянка сообщает, что возьмет с собой маму и двоих младших братьев.

– А француженка?

– Француженка смиренно спрашивает, когда надо выезжать.

– Сама рассчитай. Я жду тебя у кинотеатра «Аристон» в воскресенье в полдесятого утра.

– Мне придется где-то ночевать…

– Понял. Все расходы беру на себя.

Расписание поездов на Сан Ремо я изучил еще в Москве и выбрал поезд, отбывающий из Рима в 23.50. Поезд ночной, и поэтому я волновался, будут ли билеты в спальное купе первого класса. Билеты были.

– Синьор знает, что ему придется сделать пересадку в Генуе?

Синьор знал.

В Сан Ремо можно добраться и прямым поездом, он отходит из Рима в 15.46. Но я решил, что лишних восемь часов в Риме могут мне пригодиться.

Следующий звонок.

– Доктора Лоретту Пирелли, пожалуйста.

Через минуту голос Лоретты:

– Доктор Пирелли.

– Это я.

Молчание. Потом:

– Говори коротко. Я очень занята. У меня через десять минут операция.

– Я бы хотел встретиться с приятелем.

Она знает, кто это.

– Когда?

– Лучше всего послезавтра, в пятницу.

– Я попытаюсь. Позвони мне вечером.

– Хочу с тобой пообедать.

– Когда?

– Лучше всего завтра.

– Хорошо. Завтра. В семь устроит?

– Устроит.

– Позвони вечером. Сейчас, извини, не могу.

Следующий звонок в посольство:

– Пожалуйста, Тростникова.

– Кто спрашивает?

– Евгений Николаевич.

– Он вам просил передать, что будет в Культурном центре.

Трехэтажный особняк советского культурного центра, зажатый между двумя высокими зданиями, выделялся несуразно массивными металлическими дверями и окнами, на которых, несмотря на специальные непробиваемые стекла, виднелись царапины от камней: память о демонстрациях в доперестроечные времена.

В дверях меня приветствовал привратник, итальянец. Он работал здесь уже лет пятнадцать, и я знал его по прошлым командировкам. Конечно, он был связан с местной безопасностью. Но посольство это устраивало: он всегда предупреждал о демонстрациях, вовремя вызывал полицию и не требовал повышения совершенно мизерной заработной платы.

Встретил он меня как родного. Спрашивал о здоровье жены, о тех, кто работал в посольстве вместе с мною.

– Вы прекрасно выглядите, прекрасно выглядите, – повторял он.

Я прошел через знакомый и совершенно не изменившийся холл: тот же неуклюжий бронзовый Ленин, те же стенды с фотографиями из АПН (много лет назад, во время моей первой командировки в Рим, мне вменялось в обязанность менять их каждые две недели, что я успешно не делал), тот же макет военного корабля, подаренный моряками еще в пятидесятые годы.

В кабинете начальника восседала полная дама и доканчивала толстый бутерброд.

– Тростников не приезжал?

Дама удостоила меня кивком, который должен был означать «нет». Потом, очевидно, сообразив, что имеет дело с серьезным человеком, спросила: