Последний год - стр. 43
Они были давние знакомцы, Иван Иванович Голиков и Александр Сергеевич Пушкин, хотя и не были современниками. Еще во времена Михайловской ссылки Пушкин с увлечением листал объемистые томы «Деяний».
Теперь «Деяния» стали настольной книгой Пушкина.
Разумеется, Александру Сергеевичу меньше всего нужны рассуждения историографа-самородка, когда тот не только приводит документ, но пытается дать оценку историческому факту. Пушкин опирается в своей истории на такие источники, о которых или не знает, или не говорит современная ему историография.
Первый из русских историков, он проник в библиотеку Вольтера, купленную у наследников Екатериной II и хранившуюся в Петербургском Эрмитаже. Французский писатель-вольнолюбец казался русскому правительству и после смерти таким же опасным, каким был при жизни. Но Вольтер в свое время, по поручению императрицы Елизаветы Петровны, писал «Историю России при Петре Великом». Русскому историку Пушкину, приступившему к той же теме, нельзя было закрыть доступ к рукописям и архивам Вольтера. Пушкин увидел драгоценные документы – донесения иностранных послов, состоявших при дворе Петра, воспоминания современников-иностранцев, писанные без оглядки на русскую цензуру.
А в собственной библиотеке Пушкина собраны книги и рукописи, касающиеся царствования Петра.
Определилась и важная мысль поэта-историка:
«Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, – вторые вырвались у нетерпеливого, самовластного помещика».
Но как провести такую аттестацию царя через цензуру? Как рассказать страшную правду о деле царевича Алексея или о Екатерине I?
Тетради, в которых рождается история Петровской эпохи, тоже покоятся в заветном ларце, рядом с «Медным всадником».
– Плохи ваши дела, Александр Сергеевич, из рук вон плохи, – по привычке вслух беседует сам с собой Пушкин.
На городской квартире по-прежнему одиноко и неуютно. Никогда не дозовешься никого из слуг. Спросишь про кого-нибудь – отвечают: «Барыня приказали ему отправиться на дачу». Спросишь на даче – удивляются: ведь именно этого слугу еще вчера отослали на городскую квартиру.
Александр Сергеевич махнет рукой. Отобедает в ближнем ресторане – и опять за письменный стол.
Как сказать всю правду о царе, который «уздой железной Россию поднял на дыбы»?..
За спиной Пушкина давно шушукались великосветские сплетники. С иронической торжественностью величали поэта историографом и осведомлялись с простодушным ехидством: «Когда же увидим труд, достойный памяти великого монарха?» Были и такие, которые сетовали со всем пылом благородства: «Уже пятый год мы слышим пустые посулы. За что же получает жалованье от государя муж Натальи Николаевны?»
Наталья Николаевна оставалась на Каменном острове, но начала выезжать. Конечно, летние выезды светской дамы совсем не похожи на суматоху зимнего сезона, когда не остается свободной минуты от раутов, приемов, балов, маскарадов, театров.
Однако и летом в каменноостровском театре давались спектакли для избранного общества. Устраивались катания в экипажах и прогулки верхом. Кроме того, Наталья Николаевна никак не могла не посетить любимую тетушку Екатерину Ивановну Загряжскую. Тетка, не чаявшая души в Наташе, зимой пребывала на фрейлинской половине дворца, летом вместе с императорским двором выезжала в Царское Село.