Последний день Славена. Том второй - стр. 29
Вадимир, понимая о чём речь, встал из-за стола, и шире расправил плечи… Рука непроизвольно легла на крыж меча…
Велибора громко и демонстративно зевнула и отвернулась, когда открылась дверь, и вышел воевода Военег, так не вовремя завладевший вниманием её мужа. А она уже так постаралась, провела большую подготовку, и считала, что Вадимир уже почти созрел, и готов к тому, чтобы выполнять ее волю. И если бы не этот воевода, все было бы по ее желанию. Уж теперь-то, когда Вадимир остался наедине с отцом, позовут и её, поняла княжна даже заранее приняла соответствующее моменту выражение лица. Но надежды княжны оказались неисполненными. Ее не позвали. Более того, воевода вернулся уже через минуту, а следом за ним в горницу к князю Буривою один за другим потянулись другие воеводы и сотники. И все очень торопились. Так торопились, что не замечали Велибору, словно не понимали, что, возможно, проходят мимо своей будущей княгини. Впрочем, они могли и не знать, что Гостомыслу не суждено вернуться из своей дальней поездки. Однако, в любом случае, даже жена сына князя должна вызывать у них повышенное уважение. Она ведь уже не дочь рабыни. Она – княжна! И эти вои должны понимать разницу между собой и Велиборой. А они не понимают… Такое невнимание Велибору сильно задело и обидело, и она поджала пухлые губы так, что они стали тонкими и властными. А взгляд стал жестким и колючим. Ничего, подойдёт время, и она будет отдавать приказы этим людям. Даже не Вадимир, а именно она. И выполнять эти приказы они будут стремглав, будут торопиться больше, нежели торопятся сейчас, когда их зовёт дикий и необузданный Буривой, выгнавший сегодня ее из своей комнаты. Пусть мягко, непривычно мягко для себя, тем не менее, выгнавший. Это унижало княжну. К ней относились, как в дочери рабыни…
Велибора встала, и оперлась рукой о стену, демонстрируя то, что желала сказать, в надежде, что и ее внешнее поведение будет доложено князю Буривою и Вадимиру.
– Если батюшка будет кликать, сказывай, что я плохо себя чувствую, и удалилась к себе… – намеренно страдающим голосом сообщила княжна дворовому человеку, по-прежнему дежурившему в сенях у княжеской двери. – Если за мной пришлют, я, может быть, подойду, если смогу. Так и передай. Если смогу…
Но ударение при этом она сделала не на «если смогу», а на «может быть», чтобы подчеркнуть главенство своих желаний и возможностей над всем остальным.
Впрочем, дворовый человек, опытный, и много повидавший на своём веку, никак на ее демонстрацию не отреагировал, только молча и бесстрастно кивнул, совсем не выказав уважения Велиборе. Более того, она отчётливо прочитала в этом кивке неприязнь. Она и это заметила, и это тоже решила запомнить. Она помнит все обиды, что нанесли ей словене. И всем им отплатит сторицею. Мать была их рабыней, но они тоже скоро станут рабами… Ее рабами. А это значит, что рабами Хозарии. Дайте только дождаться своего часа! И час этот близок, хотя сами словене этого не знают. Но тогда уже они будут и вести себя по другому, и думать будут по другому, и говорить будут по-другому…
Но не успела княжна выйти за порог, как дверь за её спиной открылась, и из княжеской горницы чуть не бегом выскочили три сотника. Чуть не задев её, они миновали крыльцо и поспешили куда-то в сторону, как показалось Велиборе, конюшни, откуда через минуту отчётливо послышалось лошадиное ржание и, следом за ржанием, раздался стук копыт по бревенчатому полу. Лошади у сотников стояли, судя по всему, уже под седлом, или их специально подготовили по приказу воеводы Военега, когда он выходил от князя.