Последний бой. Кто освободил Прагу? - стр. 26

Тем не менее, что же из этого всего важно для нас в контексте рассматриваемых здесь событий? То, что, по мнению немецкого командования, акция 600-й пехотной дивизии Вермахта (или Первой дивизии Русской Освободительной армии) на Одерском фронте в очередной раз подтвердила тот факт, что данная часть являлась в общем и целом боеспособной на уровне не ниже соответствующих частей регулярной германской армии.

Еще до непосредственного участия Первой дивизии РОА в боях на фронтовой линии командование Русской Освободительной армии и КОНР искало любые возможные способы спасения своей с таким трудом наконец созданной армии. Сергей Кузьмич Буняченко, которого это касалось в тот момент более чем всех остальных, активно интересовался общей ситуацией на фронтах, а то, что он узнавал, явно не поднимало ему настроения. Со дня на день ожидалось начало нового советского наступления, прямо в том направлении, где как раз находилась его Первая дивизия. В то, что германская армия удержит фронтовую линию, не верил уже никто, даже сами немцы. Для Первой дивизии РОА это означало одно – она неизбежно попадет в руки Советов, в глазах которых весь личный состав являлся предателями Родины, изменниками и врагами народа первой степени, со всеми вытекающими из этого последствиями. По различным, часто взаимопротиворечащим источникам, одним из планов Власова было собрать воедино все силы РОА на чешской территории (как одно из возможных мест указывается город Хеб, по-немецки Эгер, где тогда находилась большая часть военно-воздушных сил КОНР), а оттуда начать переговоры с Западом, другим – возможно, направиться в район стыка границ Чехии, Австрии и Германии, то есть туда, где находилась (скорее должна была бы находиться) дорога в пресловутую «Альпийскую крепость», то есть оба возможных пути изначально вели на территорию Протектората Богемия и Моравия, который тогда к тому же и являлся единственной все еще действительно тыловой зоной рейха. Именно стремлением к выполнению какого-то подобного плана любой ценой, наверное, можно объяснить поведение генерала Буняченко после боя на плацдарме «Эрленхоф».

По окончании неудачной атаки на советские позиции участвовавшие в ней силы Первой дивизии РОА начали отход с передовой линии. Именно в этом месте в различных публикациях встречаются красочные описания того, как «предатели-власовцы побежали с поля боя, побросав все и оголив вверенный им участок фронта, в страхе попасть в плен Красной Армии, в очередной раз предавая, только теперь уже немцев»… или что-то подобное в различных вариациях на тему. Но это неправда, и кому как не самим немцам это знать. Два власовских пехотных полка и все остальные силы отходили с передовой организованно и в полном соответствии с заранее установленным на этот случай планом, да и бежать-то им было не от кого – контратаки с советской стороны не последовало, так что солдат РОА никто, собственно, и не преследовал. А свои действия, уже не согласованные с германским командованием, Сергей Кузьмич Буняченко начал предпринимать лишь несколько позднее. На передовой, точнее недалеко за ней, должна была остаться для прикрытия артиллерия РОА и несколько вспомогательных частей общей численностью в размере одного неполного полка, а большая часть дивизии отходила обратно в тыл. Тем не менее через связного офицера, майора Швеннингера, генерал Буняченко попросил у командования немецкой 9-й армии две вещи: первое – разрешение на отход с занимаемых позиций всех своих сил, включая артиллерию и части прикрытия, второе – в сложившейся общей ситуации и взглядом к специфике личного состава дивизии, официальный приказ (именно приказ, не разрешение!) к выдвижению части в полном составе в южном направлении. Как я уже говорил ранее, немцы, видимо, как никто другой понимали всю опасность положения 600-й пехотной дивизии, и разрешение на отход своих войск, как и официальный приказ к передвижению на юг, в направлении сосредоточения основной массы войск группы армий «Центр», Буняченко от германского командования