Последние звёзды уничтоженного мира - стр. 43
Психолог размышлял об этом, пока открывал дверь. И конечно же, эти мысли сразу показались бредом, как только он увидел около окна директора психологического центра. Нильсен повернулся к Петру только, когда тот зашёл в кабинет. В этот день он не был таким улыбчивым и спокойным, как всегда. Видимо, и в его жизни происходило что-то, что испытывало его.
– Доброе утро, Пётр, – сказал он добрым тоном, но лицо его ничего не выражало, – Решил сегодня прийти раньше?
– Доброе, – нахмурился Пётр, ставя свой портфель на место возле дивана, – А вы решили меня встретить в моём же кабинете?
На это Нильсен улыбнулся. Очень вяло, но всё же…
– Я не просто так пришёл. Есть разговор.
Роберт Нильсен прошёл к креслу и медленно опустился на него. Пётр всматривался в его спину, пытаясь понять, чем в этот раз закончится эта беседа. Тон директора не нравился ему. Если Нильсен решил уволить Петра после того, как тот не смог сдержать свой пыл, то… может оно и к лучшему? Павлов устал как-то реагировать на боль, которую он испытывает при падении. Это уже становится рутиной, не иначе.
– Так о чём вы хотите поговорить? – спросил Пётр, садясь напротив него.
– Во-первых, ко мне приходил Стейро. Он сообщил, что они переезжают, поэтому ваши сеансы с Беатрис закончились. Он оставил тебе конверт, – Нильсен вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, о котором говорил, и отдал своему сотруднику.
Он был достаточно плотным. Пётр на секунду напрягся. Открывать конверт он не решился, поэтому отложил его в сторону.
– А во-вторых? – спросил мужчина, после паузы.
– Во-вторых, – Нильсен глубоко вздохнул, – Я пришёл извиниться.
– Извиниться?
– Я понимаю твоё негодование, относительно моего ответа на твою просьбу, – будто заучено проговорил директор, но затем продолжил более спокойно, – Но хочу, чтобы ты понял меня и не принимал мои слова, как оскорбление в твою сторону.
– Роберт, вы не обязаны оправдываться, – вдруг перебил Пётр, чувствуя себя виноватым, что директор извиняется перед ним, – Это я взорвался без повода.
– Ты называешь это «без повода»? – засмеялся мужчина в кресле и подвинулся к Павлову торсом, – Нет, Пётр. Я просто должен был тебе всё объяснить.
Пётр молчал. Нильсен, понимая, что собеседник готов выслушать его историю, продолжил:
– Я работал нейрохирургом вместе с Баскевичем, но ты это и сам прекрасно знаешь. У меня никогда не было такого, чтобы на моём операционном столе погиб человек. Я был морально готов к подобному. Меня предупреждали мои наставники, что это случается, и не стоит винить себя. Потому что иногда врачи не властны над всем, как бы не хотелось. У меня была дочь…
Нильсен встал. Его руки дрожали. Пётр заметил это, когда тот стал наливать воду в стакан. Выпив содержимое за два больших глотка, будто он блуждал в пустыне несколько недель, директор сел на место. Он видел обеспокоенное лицо Павлова, поэтому продолжил прежним спокойным тоном:
– Ей было неполные двенадцать лет, когда появились первые признаки гипертонического криза. Но на тот момент, мы не знали, что это именно он. У неё болела голова, ухудшалось зрение. Со временем давление стало скакать, как сумасшедшее. Нам удавалось привести его в норму лекарствами, но это действовало недолго. Мы подбирали лекарства, консультировались с другими врачами, но оставалось только продолжать искать методы эффективного лечения. Она медленно умирала, пока я метался, пытаясь найти хоть тонкую нить, чтобы зацепиться за неё и выбраться из этого. Когда диагноз был поставлен, нашлась ещё одна болезнь – опухоль в спинном мозге. Я сразу бросился оперировать.