Последние войны - стр. 26
– Мне бы в Пакистан позвонить, – сказал Сергею очередной гость, который пришел под вечер.
По его богатой одежде сразу было видно, что он в поселении человек не последний. Таких называют баями, а в темноте, наверняка, прячется несколько его слуг или телохранителей. Отказывать в звонке всем напропалую было не правильно, неизвестно ведь чья помощь понадобится. Откажешь ты, откажут тебе.
Накануне американцы рассказывали о том, что хотят добыть плакаты с Ахмад Шахом Массудом. Почти все афганские машины были с такими плакатами. Их вывешивали с левой стороны лобового стекла. Плакаты были такими большими, что закрывали пассажиру весь обзор, иногда их вешали по центру стекла, и тогда обзор наполовину закрывался и водителю и пассажиру. Американцы считали, что плакат будет отличным сувениром. Сергей подумал, что у него появилась возможность сделать небольшой подарок коллегам и отплатить им за то, что они поделились своим жильем.
– Вы можете плакаты Массуда достать? – спросил Сергей у бая.
– Да, – сказал бай, – я скоро вернусь.
«Терминатора» здесь тоже смотрели и цитировали, а бай приехал обратно часа через два, когда совсем уже ночь была. Сергей и не думал, что тот вернется, ложился уже спать, но баю, вероятно, очень нужно было сделать звонок в Пакистан. Он привез с собой тубус с десятком плакатов.
– Вот, – сказал он, раскрыв тубу и разворачивая один из плакатов, – хорошо?
– Да, – сказал Сергей, абсолютно не представляя, что же они будут делать со всеми этими плакатами. Им ведь два всего было нужно. Еще два они заберут себе, а оставшимися -можно будет обклеить стены в доме.
Массуд стал здесь брендом. Странно, что его портрет еще не стали печатать на майках. В соседнем Пакистане на майках печатали Бен Ладана и их хорошо покупали туристы. Вот только туристов в Пакистане было мало. У местных жителей такие майки популярностью не пользовались. Они привыкли носить рубашки до колен, а украшать их чьими-то картинками или портретами пакистанские модельеры еще не додумались.
Автоматчики набирали воду чуть ли ни в придорожных арыках, заливали ее в бак и растапливали под ним дрова, а когда они уходили Сергей вливал в бак на глаз либо йод, либо марганцовку. Он смотрел, чтобы вода чуть помутнела, стала слегка коричневой, такого же цвета, какой она бывает в городских квартирах после того, как ее на некоторое время выключают для проведения профилактических работ и в ней растворяется ржавчина труб. Сергей опасался пользоваться такой водой, не обеззараживая ее. Она ведь все равно через поры в коже просачивается внутрь тела, и на губах что-то остается, а ты и не заметишь, как слизнешь эту гадость языком. Что там в этой грязной воде плавает – без микроскопа то не разберешь.
– Зачем вы воду в баке портите? – как-то спросил один из автоматчиков Сергея.
– Я воду порчу? – непонимающе переспросил Сергей.
– Мы чай по утрам из этой воды завариваем, а вы в нее чего-то добавляете, – стал пояснять автоматчик, – не вкусный чай получается.
«Вот идиоты, – подумал Сергей, – вот уж точно в желудках у них кислота. Никакая гадость их не берет».
– Так, слушай, – сказал он, – ваше дело с автоматами ходить, нас охранять, еще воду привозить, подогревать ее и за пленными талибами следить. Все. Вы не должны нашу воду пить. Ты понял?