Последние дуэли Пушкина и Лермонтова - стр. 20
Минуты Рылеева были сочтены, но летели они, эти минуты, а Пушкин не стрелял. К тому же Пушкину, словно высший глас был: «Гений и злодейство – несовместны».
И вот юный Александр Сергеевич поднял пистолет и выстрелил в воздух.
Подбежали старый верный слуга, секунданты. Все были поражены поступком поэта. Рылеев был пощажён. Рылеевы, как говорится в Википедии, «дворянский род, восходящий к середине XVI в. Фамилия Рылеев предположительно происходит от прозвища Рылей, не записанного нигде. Вполне возможно, фамилия происходит от слова “рыло”…».
24 марта 1825 г. Пушкин писал Александру Бестужеву из Михайловского в Петербург:
«Откуда ты взял, что я льщу Рылееву?..
Я опасаюсь его не на шутку и жалею очень, что его не застрелил, когда имел тому случай – да чёрт его знал…»
Да, Рылеев, хоть и на словах осознал свою вину, тем не менее выстрелил не вверх, не в воздух – он метил в Пушкина, стремясь его убить.
Вот так завершились две дуэли, исход которых мог быть плачевным. В первом случае положение спас Иван Иванович Лажечников. И ведь представьте, тогда Пушкин был ещё далеко не тем Пушкиным, что в 1837 году. Солнце Русской поэзии только лишь восходило. Но Лажечников сделал всё, чтобы предотвратить дуэль. А вот Данзас не пожелал предотвратить беду. И сколько стенаний по поводу несчастной участи свидетеля жестокого и коварного убийства!
Удивительно, что и руку будущего государственного преступника Рылеева никто не пытался остановить. Рылеев, поливавший грязью Пушкина в литературных салонах, скабрёзно повествовавший о том, как поэта высекли в Третьем отделении, подошёл к дуэли серьёзно, и, повторю ещё раз – стрелял не в воздух, а в Пушкина. Просто промахнулся. Промах – не его милосердие. Промах есть промах. А ведь в школьных учебниках советского периода, когда декабристов превозносили, пытаясь сделать их буревестниками революции семнадцатого года, даже не упоминалось о пошлых сплетнях Рылеева, за которые Пушкин просто не мог не потребовать удовлетворения. Ну и тем более не упоминается о том, что Рылеев – уж если декабристов звать буревестниками – вполне подходит на роль буревестника Дантеса.
Просто Дантеса тщательно готовили слуги тёмных сил, а Рылеев стрелял, потому что, в отличие от Дантеса, если перефразировать слова Лермонтова – «мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал». И как, мягко говоря, уступающий в мастерстве и таланте поэт, завидовал…
И он вполне готов был убить Пушкина. А вот Пушкин, выдержав удар, который прошёл мимо, выстрелил в воздух, пощадив Рылеева. Именно пощадив, поскольку уж Пушкин-то не промахнулся бы.
Тут нужно уточнить ещё один момент. В ту пору Пушкин ещё не проявил себя как соратник государя императора Николая Павловича, как союзник его на самодержавном пути. Слуги тёмных сил Запада пока ещё полагали Пушкина в своих рядах, а потому были равнодушны к исходу дуэли.
Толстой не хотел стрелять в Пушкина
Граф Фёдор Толстой, человек, которого никто не мог заподозрить в трусости, храбрец, легко выходивший на поединки и дерзко глядевший в дула пистолетов, знал, что Пушкин собирается вызвать его на дуэль после своего возвращения из ссылки, и уклонялся от встреч с поэтом, поскольку прекрасно понимал, что перед ним не обычный противник, что убийство Пушкина далеко не лучшим образом отразится на его репутации. Некоторые биографы полагают, что Толстой боялся потерять дружбу со многими литераторами, знакомством с которыми дорожил. Но в то время уклониться от дуэли, не запятнав свою честь, было сложно, почти невозможно. Лишь при серьёзном посредничестве людей влиятельных удавалось расстраивать многочисленные поединки Пушкина. Но в данном случае сложность была в том, что Пушкин же твёрдо решил драться с Толстым. Убедить его отказаться от дуэли было невозможно. Рылеева к тому времени уже не было, его повесили в 1826 году как государственного преступника, пытавшегося вместе с известными сообщниками пустить под откос Россию и организовавшего бунт на Сенатской площади. Да и дуэль уже была с ним, и Пушкин выстрелил в воздух. Но оставался Толстой…