Последние часы в Париже - стр. 13
Ровно в семь приходит Эрик – красавец с зачесанными назад темными волосами, в элегантном коричневом костюме. Он целует жену, затем Жозефину. От него пахнет дорогим одеколоном.
– Добро пожаловать в Париж. – Он отступает на шаг, оглядывая Жозефину. – Теперь ты настоящая леди.
Она улыбается, оценивая комплимент.
– Я переоденусь, а потом мы сможем выпить аперитив.
Возвращается он уже не таким лощеным красавцем – в затрапезной футболке и широких спортивных брюках. Проходя на кухню, он берет с полки три узких бокала и наливает в каждый немного ликера crème de cassis[18].
– Kir royale? – Не дожидаясь ответа, он достает из холодильника бутылку шампанского и, направляя ее горлышко в сторону потолка, разматывает проволочную уздечку. Пробка вылетает, по стенкам бутылки стекает бледная пена. Смеясь, он быстро наполняет бокалы. – За Жозефину, – произносит он тост. – И ее первый визит в Париж. – Коктейль восхитителен; пузырьки света и воздуха ударяют Жозефине в голову. – Я поставлю какую-нибудь музыку. – Эрик поворачивается к стеллажу с пластинками. – Что тебе нравится? Джонни? Жак Брель? Генсбур?
– La Javanaise[19]? Мне очень нравится. – Жозефина слышала эту песню всего пару раз, но она сразу приходит на ум.
– Мне тоже! – Эрик вытаскивает пластинку из футляра, сдувает с нее пылинки, прежде чем поставить на проигрыватель, затем осторожно поднимает иглу и опускает ее в звуковую бороздку.
– J’avoue, j’en ai bavé, pas vous, mon amour[20], – звучит сексуальный хрипловатый голос Генсбура.
Эрик подпевает, мягко покачиваясь из стороны в сторону. Изабель тоже вступает, и Жозефина делает большой глоток коктейля, прежде чем принять раскрытую ладонь Эрика как приглашение на танец. О, быть в Париже! Это само по себе декадентство. Эрик и Изабель так далеки от мамы, Суазик и их маленькой жизни в Трегастеле и кажутся какими-то экзотическими существами.
Позже они садятся за обеденный стол, и беседа приобретает светский характер.
– Как поживает твоя мать? – спрашивает Эрик.
Жозефина пожимает плечами.
– Хорошо. – Ей совсем не хочется говорить об этом. Во всяком случае, сейчас.
– Она все еще работает в том большом доме?
– С понедельника по субботу. – У Жозефины кружится голова от вина и танцев. – Иногда я воображаю, что у нее там другая семья.
– Что заставляет тебя так говорить? – Тон Изабель резок.
Жозефина сама удивлена тем, что произнесла это вслух. Она допивает коктейль.
– Ну, она действительно проводит там большую часть времени. У нее могла бы появиться двойная жизнь. Муж, другие дети.
Эрик смеется и снова наполняет бокал Жозефины:
– Какое у тебя живое воображение! Мужчина – да, я могу себе представить мужчину, ведущего двойную жизнь. Но не женщину. Что за фантазии!
Изабель хмуро поглядывает на Эрика.
– В самом деле можешь?
Жозефина не уверена, шутит Изабель или говорит серьезно.
– Твоей матери порядком досталось. – Изабель снова обращается к Жозефине. – Нелегко быть матерью-одиночкой. Она была вынуждена работать за двоих. Ты не должна винить ее за это. После войны было трудно найти работу. Выбирать не приходилось.
– Хорошо, что у меня была Суазик. Она практически заменила мне мать.
Холод проступает в глазах Изабель.
– Суазик спасибо за то, что приютила вас, но что бы ни делала твоя мать, она старалась только ради тебя.