Последние часы. Книга III. Терновая цепь - стр. 41
– Я подумал, что неплохо бы заглянуть на огонек, Малкольм, – легкомысленно произнес Магнус.
У Малкольма было такое лицо, словно сейчас ему больше всего на свете хотелось оказаться, например, в Рио-де-Жанейро или каком-нибудь другом далеком городе. Вместо этого он вздохнул и воспользовался универсальным средством, к которому прибегает англичанин в любой трудной ситуации.
– Может быть, чаю? – предложил он.
Был поздний час, и Анна Лайтвуд чувствовала усталость. Увы, по всем признакам, до окончания вечера, который она устроила у себя в квартире, было еще далеко. Почти все ее друзья из числа Сумеречных охотников уехали из Лондона по разным вздорным причинам, и она воспользовалась этой возможностью, чтобы пригласить к себе существ Нижнего Мира, с которыми ей хотелось познакомиться поближе. Клод Келлингтон, концертмейстер Адского Алькова, сочинил новое произведение и хотел представить его узкому кругу избранных прежде, чем исполнять перед аудиторией. По его словам, квартира Анны была для этого самым подходящим местом.
В новом произведении было много песен, но, к несчастью, вокал не являлся сильной стороной Клода. Более того, Анна сначала не поняла, что на самом деле это был целый цикл песен, точнее, адаптация эпической поэмы, также сочиненной Келлингтоном. Представление продолжалось уже три с лишним часа, и гости Анны, несмотря на благосклонное отношение к артисту, успели соскучиться и напиться. Сам же исполнитель, чьими обычными слушателями являлись скучающие нетрезвые посетители Адского Алькова, этого даже не заметил; также Анна отметила, что он, по-видимому, никогда не слышал слова «антракт».
А теперь какая-то парочка, вампир и оборотень, чьих имен Анна не помнила, предавались страсти на ее диване – по крайней мере, наметился позитивный сдвиг в отношениях между представителями Нижнего Мира, подумала она. В углу у горки с фарфором кто-то нюхал табак. Даже чучело змеи по имени Перси выглядело обессилевшим. Время от времени Анна украдкой вытаскивала карманные часы, чтобы узнать, который час, но не могла придумать, как закончить представление, не обидев Клода. Каждый раз, когда он останавливался, чтобы перевести дыхание, она поднималась со стула, намереваясь заговорить, но он, не обращая на нее внимания, с удвоенной энергией продолжал петь и аккомпанировать себе на пианино.
Гиацинта, фэйри с бледно-голубой кожей, состоявшая в свите Гипатии Векс, тоже была здесь и весь вечер бросала в сторону Анны многозначительные взгляды. Когда-то они встречались, но у Анны не было ни малейшего желания повторять безумства прошлого. Да, при обычных обстоятельствах пение Келлингтона заставило бы ее уже через час броситься в объятия Гиацинты. Но сегодня она старательно избегала встречаться глазами с девушкой-фэйри. Вид ее напоминал Анне о последних словах Ариадны, сказанных перед расставанием. «Именно из-за меня ты стала такой, как сейчас. Недоступной, холодной и твердой, словно алмаз».
Последние несколько дней эти слова возникали у нее в памяти всякий раз, когда она думала о романтических приключениях. Все, что когда-то интересовало ее, – шуршание нижних юбок, падающих на пол, шелест распущенных волос, похожий на любовный шепот, – утратило для нее всякую привлекательность. Если, конечно, речь не шла о волосах Ариадны. О юбках Ариадны.