Последнее испытание - стр. 44

– Получается, что аннотация содержит вполне однозначное предупреждение о возможности аллергических реакций на «Джи-Ливиа».

– Я бы так не сказала.

– Вот как? Почему же нет?

– Это стандартная фраза, мистер Стерн. Один из множества тех побочных эффектов лекарств, о которых вы слышите в телерекламе, – его не надо воспринимать слишком буквально.

– Но ведь если бы кто-то из ваших пациентов внезапно выдал непонятную для вас реакцию, вы бы не стали пренебрегать возможностью заглянуть в листок-вкладыш, чтобы попытаться найти объяснение там?

– Не уверена, что, когда пациент находится в критическом состоянии, это подходящий момент для того, чтобы изучать восемь страниц микроскопического текста.

– Так да или нет, доктор Роджерс? Хороший врач заглянет в листок-вкладыш, если у него возникнет подозрение об аллергической реакции?

– Хороший врач, вероятно, заглянет. Но если он этого не сделал, это не делает его автоматически плохим врачом. Как мне кажется.

– Пойдем дальше. Вы сказали мне, что на случай, если доктор обнаружит серьезную аллергическую реакцию, существуют методики лечения. Пожалуйста, опишите их.

Доктор Роджерс рассказывает о применении массированных доз антигистаминных препаратов и эпинефрина.

– Если бы эти методики были применены, они могли бы спасти кого-либо из семерых пациентов, чьи имена перечислены в тексте обвинения? – интересуется адвокат.

– Это невозможно утверждать наверняка, мистер Стерн.

– Я ведь не сказал – «наверняка спасли бы», я спросил – «могли бы спасти»? – уточняет Стерн. Чем более явным становится нежелание доктора Роджерс сотрудничать с защитой – а оно все очевиднее, – тем лучше для адвокатов. – Скажите, описаны ли в медицинской литературе случаи, когда пациентов с симптомами, отмеченными у больных, о которых идет речь, лечили антигистаминами, эпинефрином или прочими стимуляторами – и они бы выжили?

Стерн весьма осторожен и нарочно заводит речь об описанных в литературе случаях, а не о других пациентах, проходивших лечение препаратом «Джи-Ливиа». Врачи, проявившие бдительность, спасли сотни людей, которым назначали «Джи-Ливиа». Но упоминание об этом могло бы спровоцировать обсуждение вопроса о других смертях больных, использовавших это лекарство.

Доктор Роджерс, отвечая на вопрос адвоката, говорит, что такие случае есть.

– Правильно ли будет сказать, что вероятность смерти пациентов от аллергической реакции благодаря применению этих методик была сокращена?

– Ну разве что вероятность. – Доктор Роджерс явно не понимает, что слово, которое она употребила только что, очень многозначно и может толковаться по-разному. Для того чтобы обвинение Кирила в убийстве признали обоснованным, члены жюри присяжных должны быть уверены, что подсудимый понимал «большую вероятность» смерти пациентов. – Да, можно сказать, что вероятность такого исхода уменьшается.

Стерн делает паузу и склоняет голову набок, тем самым давая понять присяжным, что ответ, который они только что услышали, очень важен. Затем адвокат снова садится на место.

Следующий свидетель обвинения – доктор Бруно Капеч. Решение обвинения остановить выбор на нем кажется более удачным. Он врач-онколог и эпидемиолог. Его вызывали в суд для того, чтобы он рассказал, каков процент выживаемости у больных раком. Кроме того, его задача объяснить, какие у семерых пациентов, перечисленных в обвинении, были перспективы прожить дольше, если бы их не лечили препаратом «Джи-Ливиа». Неприятной деталью для защиты в данном случае является то, что Капеч, как и Кирил, – один из ведущих и наиболее авторитетных профессоров медицинского факультета Истонского университета. Сторона обвинения привлекла его к процессу в надежде продемонстрировать, что люди, близко знакомые с подсудимым, настроены против него. Пафко предупреждал Стернов, что, как нетрудно догадаться, они с Капечем недолюбливают друг друга, хотя это не имеет прямого отношения к клиницистике, а скорее связано с враждой внутренних группировок из-за назначения нынешнего декана медицинского факультета.