Последнее дело Лаврентия Берии - стр. 77

Охранник ударил Сталина под основание черепа, потом он положил вождя на пол так, чтобы замаскировать место удара, чтобы все выглядело, будто бы синяк получен Сталиным в результате падения с высоты человеческого роста. Для повышения артериального давления, что привело бы к петехиальному кровотечению, Сидоров ввел адреналин с кофеином. Затем Сидоров влил воду, содержащую снотворное, в рот Сталина, чтобы тот спал. До этого охранникам было подсыпано снотворное.

Наступила ночь. Поздней ночью с 1 на 2 марта они обнаружили себя спящими, что категорически воспрещалось и чего ранее с ними никогда не случалось. Утром охрана на воротах вошла в дом и увидела всех проспавших. Охранник Петров забеспокоился и стал делать Сталину искусственное дыхание. (Вот почему на губе Сталина при вскрытии обнаружили маленькую гематому, но, скорее всего, ee специально не заметили и в акт вскрытия не внесли. Кровоподтек в акте вскрытия не описан, но небольшая гематома на задней поверхности шеи могла быть. Отличить удар при падении от удара мягким предметом по голове или по шее очень трудно. На сильную кровоточивость десен жаловались несколько сотрудников дачи.)

У коменданта дачи полковника МГБ И. Орлова был выходной. В отсутствие коменданта дачи его замещал подполковник П. Лозгачев. Вместе с ним дежурили подполковник Старостин, майор Сухарев и пара охранников вне дома. Помещение, в котором располагались подполковники Старостин и Лозгачев, находилось в особом служебном доме, соединенном с дачей Сталина коридором длиной около 25 метров. Двери, ведущие из служебки в жилую часть дачи, никогда не запирались. Были здесь и другие сотрудники – повара, садовник, дежурный библиотекарь, все, к кому Сталин мог обратиться с той или иной просьбой.

1 марта, 24 часа 14 минут (местное время). Восточный Берлин, Дом правительства

В большом кабинете в большом здании, что расположилось на Лейпцигерштрассе, сидели двое: генеральный секретарь ЦК СЕПГ Вальтер Ульбрихт и вызванный на ковер министр госбезопасности Вильгельм Цайссер. На голове у развалившегося в кресле Ульбрихта сверкала большая лысина, волосы остались только на затылке и по бокам черепа. Глубоко посаженные глаза, редкие, как будто выщипанные, брови. Прямой нос, глубокие носогубные складки, аккуратные усы и короткая козлиная бородка довершали портрет. На нем были квадратные очки почти без оправы. Классический серый монотонный, тщательно отглаженный костюм и темный, очень аккуратно завязанный галстук в широкую полоску сидели на нем как влитые. У него был какой-то хитрый взгляд и уклончивая манера говорить, которая сразу не нравилась собеседнику и пробуждала противоречивые чувства. Он тщательно ощупывал собеседника своими глазками и был похож на хитрую лису. Ульбрихт не отличался особой красотой, да и умом тоже. Он происходил из Саксонии. В народе Ульбрихта называли «Шпицбарт» (остробородый) и «Ну-ну» (характерно-саксонское выражение согласия). Восточными немцами часто передразнивалась его манера говорить, включая специфический лейпцигский диалект и паразитную частицу «ja» (да/ведь), которую он постоянно вставлял между словами. Ульбрихт не пил и не курил, не боялся спорить с советскими властями. В декабре 1952 года шефом базы ЦРУ в Западном Берлине стал Уильям Кинг Харвр. Он поставил перед Ульбрихтом задачу – сделать все возможное, чтобы вызвать восстание рабочих. Об отношениях с советскими оккупантами он думал так: «Вы захватили нашу страну, вы лишили нас промышленности, поэтому теперь вы должны предоставлять нам крупные кредиты и продовольствие в таком количестве, чтобы Демократическая Германия насытилась и достигла уровня Германской Федеративной Республики». Он грубо запрашивал кредиты и получал их.