После развода. А любит он совсем другую - стр. 22

— Оливия, неужели и вправду ты дружила когда-то с Гордеем? И почему ты мне раньше ничего про него не говорила?

— Не то чтобы мы дружили, — после этих слов я почему-то чувствую свою вину.

— О нет, Майя, — включается Гор. — Оли дружила с моим старшим братом. Вот там была настоящая дружба, переросшая потом в брак. А я, полагаю, лишь бесил нашу дорогую Оливию, не так ли?

Дергает бровью, намекая на то, что все знает.

Он меня раздражал, именно так и было. Эгоистично мне хотелось как можно больше времени проводить с Демидом, но постоянно встревал он, как третий лишний.

Именно таким я его и видела.

— Я плохо помню, — наклоняюсь над тарелкой, чтобы не смотреть в глаза Гордею.

— Лиза, лучше расскажи, как у тебя получается такая мягкая говядина? — Гордей сам закрывает неудобную тему и переводит разговор в другое русло.

Мама с радостью принимается рассказывать о чудесном маринаде для мяса, а я перестаю вникать в их диалог и поднимаю взгляд на Гордея.

Тот слушает маму внимательно. И это не показное, ему реально интересно.

Я открываю какие-то детали в мужчине, которых не замечала раньше.

Шрам на скуле, крохотная россыпь веснушек на носу, несколько седых волос на висках. Не рано ли? Ему ведь нет тридцати.

Не стоит отрицать его привлекательность и то, что он выбивается из общей массы.

Он не такой.

Не такой, как все.

Спроси меня — знаю ли я человека, хоть отдаленно похожего на Гордея внешне и внутренне, и я не найдусь с ответом.

Ужин протекает относительно спокойно. Неудобных вопросов больше никто не задает. Майя упорно налегает на вино, удивляясь его вкусу, а отец в подробностях рассказывает о том, что это уникальное домашнее вино, от которого никогда не болит голова.

Майя пьянеет на глазах и начинает заваливаться на Гордея, тот придерживает ее, а сам продолжает общение с моими родителями.

Когда мама поднимается, чтобы убрать со стола, отец уходит на перекур, а Майя отправляется в туалет, скорее всего, чтобы вернуть вино обратно в реальный мир, Гор поворачивается и смотрит мне в глаза:

— Детка, такими темпами ты просверлишь во мне дыру, — усмехается нахально.

Закатываю глаза.

— Мир не вертится вокруг тебя, Гор.

— Ревнуешь?

— Я же сказала — нет. Для того чтобы ревновать, надо что-то чувствовать, а у меня внутри ничего нет к тебе.

— М-м, даже как-то обидно это слышать, — делает вид, что страшно оскорбляется.

Я почему-то больше не хочу играть в эти игры.

— Почему ты сказал, что твоим родителям ты безразличен? — спрашиваю серьезно.

— Во-первых, я сказал по-другому, а во-вторых, так и знал, что ты зацепишься за это.

— Но ведь они любят тебя, — продолжаю неуверенно. — Ведь так? На семейных обедах, когда ты был за границей, о тебе постоянно говорили, обсуждали…

— Что обсуждали? — перебивает.

— Ну… тебя, — кручу в голове воспоминания, пытаясь воспроизвести детали хоть одного разговора. — Что ты учишься, потом работаешь, язык учишь.

Гордей откидывается на спинку стула и складывает руки на груди.

— Забей, Оливка. Обсуждали — отлично, значит, не стоит мне верить.

И снова эта напускная веселость.

— Демид говорил мне, что ты не хочешь приезжать домой. Почему ты вернулся сейчас?

— Поначалу за бугром было весело, потом одолела тоска по отечеству. Вот и все, детка. Не ищи глубину там, где ее нет, — смеется беззвучно.