После измены. P.S. Я научу тебя чувствовать. - стр. 15

Поразмышляв несколько секунд над моими словами, Барский, кряхтя, словно старик, приподнялся, выровнял спину и запрокинул голову назад.

Двумя пальцами я черпанула из темной склянки немного белой мази. Она была очень густой и имела ненавязчивый травяной запах. Едва растерев её между пальцами, я почувствовала, как мазь начала нагреваться и чуть-чуть плавиться, образовывая на коже пленку.

Руки слегка подрагивали от понимания, что мне снова надо будет прикоснуться к Барскому. Сделав три быстрых вдоха, я решительными шагами направилась к дивану и остановилась только тогда, когда колени уперлись в мягкую обивку.

Слишком близко. Только к этому придется привыкать, потому что такие массажи моему подопечному прописаны два раза в день.

Мизинцами я аккуратно убрала мешающие кудряшки с глаз и обратила внимание на небольшую горбинку на носу, что раскраснелась от удара о дверь, и невольно задержалась взглядом на острых скулах. Поймав за хвост шальную мысль, которая хотела посчитать Барского красивым парнем, указательными и средними пальцами почти невесомо дотронулась до его век. Подушечками я немного надавливала на глаза, совершая круговые движения, надеясь, что все делаю правильно. Инструкция к этой мази была короткая: круговыми движениями растереть мазь на веках, а после медленно провести от переносицы в сторону уха десять раз. Судя по тому, что было это написано ручкой на обрывке листка, мазь была явно не аптечного производства, а какой-нибудь знахарки из глубинки.

— Ты мог бы избавиться от моего общества и делать такие массажи себе сам. Это же нетрудно.

— Я не буду сам заниматься этой хероборой. Мне лень, — ответил Макс.

Похоже, что он и сам прекрасно понимал, что эта мазь явно не вернет или просто хоть на каплю не улучшит его зрение. Это радовало. Но и навевало на мысль, что Барский соглашался на эти процедуры ради спокойствия матери.

Его тело постепенно стало расслабляться, а напряжённые плечи опустились.

— Он сказал, что я притворяюсь, — вдруг сказал Барский, когда я закончила делать круговые движения по векам.

— Кто?

— Шарлатан, к которому мать меня сегодня повезла.

Я успела взять еще немного мази из баночки, как замерла от его слов.

— Почему он так посчитал?

— Результаты всех обследований, что я прошел в его клинике, не выявили ничего, что было бы как-то связано с этим, — он показал пальцем на глаза.

Я попыталась представить, каково это, когда очередной врач в очередном центре не может объяснить или найти причину твоей слепоты. Думаю, что это разрушает тебя по кусочкам, отнимая с каждым разом все больше и больше надежды на решение проблемы. И страшно представить, что будет, когда от тебя не останется ничего, кроме пустоты.

— Молчишь, — подметил Барский, когда между нами уже продолжительное время повисло молчание. — Наверняка жалеешь меня… — Он плотно сжал челюсти.

— Просто думаю о некомпетентности врача, — произнесла мысли вслух, сама себе удивляясь, что даже в своей голове я действительно его не жалела.

Мои слова позабавили Макса, и он коротко ухмыльнулся, приподнимая один уголок губ.

— У него в кабинете и от его рук жутко воняло чесноком. Считаю, что если тебе платят нехилые бабки, то от тебя за километры должно нести Диором, ну или хотя бы, как от тебя, ежевикой.

Я отдернула от него руки так быстро, словно его слова ошпарили меня. Стоя так близко к Барскому, я не задумывалась о том, что он мог уловить аромат моих любимых духов и вообще начать изучать меня так, как может. Пусть и зрительные рецепторы были ему недоступны, зато другие, видимо, работали на двести процентов, потому что сегодня я еще не успела воспользоваться духами.