После бури - стр. 63

Теему сочувственно кивнул. С тех пор как два года назад Петер уволился, клуб так и не нанял никого на эту должность, вместо этого назначили «исполнительный комитет» в составе тренера и нескольких членов правления, что могло привести к катастрофе, но совпало с лучшим сезоном клуба за долгие годы. Петеру было трудно отделаться от мысли, что главной проблемой был он. Теему прекрасно его понимал, он знал, каково это – любить клуб, который не хочет иметь с тобой дела.

– Можно спросить… А что ты… ну, типа, чем ты занимаешься целыми днями? Без хоккея?

– Пеку хлеб.

– Х… хлеб?

Петер кивнул. Посмотрел на часы и пустынную дорогу.

– Если честно, я не особо в восторге от хлеба. Так что лучше расскажи, что ты думаешь о команде, – теперь, когда нет Рамоны, мне и спросить-то некого.

Теему смотрел на него так, будто ждал подвоха.

– Ну ладно… По-моему, команде нужны две вещи. Первое – это Амат, но, похоже, ни одна живая душа не знает, что с ним случилось. Второе – как бы это сказать… черт… ты ведь знаешь, мы почти выиграли всю серию в этом сезоне, но в последний момент сдулись. Нам нужен кто-то, кто не сдается. Как бы это сказать… понимаешь…

Теему искал нужное слово, словно папаша, который пытается не материться.

– Зверь, – подсказал Петер.

Теему расхохотался:

– Ты прямо как Рамона.

Петер покачал головой:

– Нет. Просто я старый.

Теему ухмыльнулся:

– Это я и имел в виду! Его-то нам и не хватает. Шестнадцатого номера.

Он мог не называть имени, Петер и так знал. Весь город знал.

"BENJAMIN OVICH, – раздался усталый голос из хрипящего динамика. – BENJAMIN OVICH TO GATE 74”[4]. Беньи, спавшего на лавке, отчасти разбудили звуки его имени, отчасти слезы, от которых щипало разбитое лицо. Он не знал, сколько времени сейчас в Бьорнстаде, не помнил, сколько часов разницы с тем местом, где он находился сейчас, – шесть или восемь, – но подумал, что преимущество ночного пьянства и дневного сна, которые он практиковал в последнее время, в том, что ему не грозит джетлаг. Беньи сел на лавке, и тело пронзила боль.

Как-то Рамона сказала ему, что мозгами он не пользуется, сердце изранил в клочья, а ноги у него слишком упрямые и бесстрашные. Она, конечно, была права, люди в аэропорту обходили лавку со спящим Беньи стороной, но губы и нос у него кровили больше, чем кулаки. По дороге в аэропорт он попал в переделку, где ему стоило сдаться и отступить, но сдаваться он не умел, и вот результат.

Замигало табло, Беньи соскреб себя с лавки, подхватил чемодан и поковылял в сторону нужного гейта. Чего только люди о нем ни говорили в последние годы, но если бы вы спросили Рамону, она сказала бы вам, что самая гнусная ложь про Беньи – это то, что он зверь. Если зверь в нем и был, то его давно вспугнули. Теперь Беньямин Ович остался наедине со своими демонами.

На следующий день ближе к обеду Ана позвонила лучшей подруге. Та не ответила, но Ана была верна себе: она позвонила еще раз, потом еще и еще. Наконец Мая, уже на взводе, взяла трубку. В это время она ехала в поезде, и все бы ничего, но она как раз направлялась в туалет, да и это тоже была бы не помеха, но дело в том, что Ана всегда разговаривала только по видеосвязи.

– Неужели непонятно, человек занят? – прошипела Мая, сидя в туалете и с трудом удерживая в руке телефон.