Посланница вечности - стр. 9
* * *
– Господин Фишер?
– Господин Петерсон?
Вопрос прозвучал одновременно. Оба смотрели друг на друга с одинаковым любопытством. Несомненно, они друг друга узнали, хотя знакомы не были. Узнали, поскольку видели фотографии друг друга.
Величайший волшебник современности – интернет! Вершитель судеб! Только благодаря ему, Паулю удалось выполнить волю отца и найти – нет, не сына, а уже внука Генриха. И не в Германии, где сам отец долгие годы пытался его найти, а в маленькой, не такой уж близкой Латвии.
Перед господином Фишером стоял рослый, широкоплечий молодой человек. Голубоглазый, яркий блондин – такой тип белокурости сейчас называют «скандинавский блонд». Классический тип арийца! Перед Робертом Петерсоном – благообразный господин, весьма в летах, сутулящийся то ли под тяжестью этих лет, то ли с младенчества сутулился из-за каких-то комплексов. С поблекшими серыми глазами, пеговато-седой.
Почему-то первый, беглый взгляд не пробудил в них симпатии друг к другу, и они оба это почувствовали. У молодого Петерсона лежали на плечах наушники, буквально секунду назад выдернутые из ушей, и господин Фишер был уверен на сто процентов, что звучала в них отнюдь не классическая музыка. Крепкие челюсти двигались безостановочно, гоняя во рту жвачку. Эта раскованность молодых, их манера прилюдно потрафлять своим привычкам в ущерб приличиям возмущала пожилого господина до крайности. Иначе как беспардонностью он ее не называл.
Роберта позабавил чопорный вид и церемонность дедули, и легкая усмешка скользнула по его губам. Сейчас начнутся речи о долге памяти, и ему торжественно вручат или погнутую алюминиевую кружку, или нательный крестик, или что-то еще в таком же роде. Он пришел на встречу, соблюдая элементарные приличия (в чем господин Фишер мысленно уже отказал ему) и уважая путь, который проделал пожилой господин ради этой встречи. Это ж надо – выполняя волю умершего отца! Своим дедом Роберт считал другого человека, и пепел погибшего сто лет назад на российских просторах немецкого солдата, которого он в жизни не видел, не стучал в его сердце.
Они зашли в ближайшее кафе, крохотное, на пять столиков, и очень уютное. Заказали кофе. Роберт, наконец, вытащил изо рта свою жвачку, выдернул из затейливой салфетницы с национальным колоритом салфетку и, завернув шарик в салфетку, положил рядом с тарелочкой. Все же – не лишен некоторого европейского «лоска»! Мог бы и с обратной стороны столешницы прилепить или к ножке стула. Это теперь у нынешней молодежи в порядке вещей.
– Как же долго я вас искал! Вернее, сначала вашего отца, – начал беседу господин Фишер.
– Вы, как я понял, искали нас в Германии. И искали вы Шеллертов. Моя бабушка, если вы этого не знали, – латышка. После гибели деда она вернулась в Латвию, уже после войны. Здесь вышла замуж во второй раз, в замужестве стала Петерсон. Ее муж усыновил моего отца, мы – Петерсоны. Быть в статусе вдовы немецкого оккупанта в советской Латвии… сами понимаете!
Тут он поднял обе руки и пальцами изобразил шуточные кавычки.
– У меня редкая латышская фамилия! Как Петерс в Германии. Или Петров в России. А отец… Отец мой умер девять лет назад. Вы писали, что хотите мне что-то передать?
Вот так: сразу – быка за рога! Торопится. Никаких приличий, даже элементарных.