Размер шрифта
-
+

Поручик Ржевский и дамы-поэтессы - стр. 29

В ночи стонала я одна
От безотрадности духовной.
На стон явился сатана
И указал мне путь греховный.
Но как отдаться сатане?!

– Мой вам совет: просто расслабьтесь, – сказал Ржевский. Он же обещал выиграть Пушкину время, вот и решил отвлекать внимание дамы-поэтессы при каждом удобном случае.

Рыкова открыла глаза и посмотрела на поручика в упор.

– Вы не поняли, – сказала она. – Фраза «как отдаться сатане» означает, что отдаться никак нельзя. Это же путь к погибели, поэтому я не хочу.

– Не хотите? – переспросил поручик. – Ну, значит, одной заботой у вас меньше. Не надо думать, как отдаться сатане.

Рыкова снова закрыла глаза и продолжала декламировать:

Но как отдаться сатане?!
В тоске томилась я ночами.
И ангел прилетел ко мне.
Весь светел, исходя лучами.
И светлый ангел мне сказал:
«О дева, ты чиста душою…

– Не знал, мадам, что вы – дева, – заметил Ржевский. – А зачем же ваш покойный супруг на вас женился, если так и оставил девой? Неужели, вообще ни разу?..

Анна Львовна опять открыла глаза и посмотрела на поручика.

– Не цепляйтесь к словам. Конечно, я не дева. Это художественная условность. И вообще это аллюзия на библейский текст.

– А что такое аллюзия? – спросил Ржевский.

– Намёк, – вдруг послышался голос Пушкина из-за дивана. – Госпожа Рыкова делает отсылку к библейской истории о том, как к деве Марии явился ангел.

Пушкину лучше было промолчать, но он, как истинный поэт, не смог удержаться от участия в разговоре, когда дело касалось стихов.

Рыкова расплылась в довольной улыбке.

– Вот! Александр Сергеевич прекрасно всё понял. – Она задумалась. – Кстати, Александр Сергеевич, а что вы делаете за диваном?

Все оглянулись в ту сторону.

– Пуговицу потерял, – ответил Пушкин. – Прошу вас, Анна Львовна, продолжайте.

Рыкова в который раз закрыла глаза и продолжила декламацию:

И светлый ангел мне сказал:
«О дева, ты чиста душою.
Я два крыла тебе достал.
Так воспари же над толпою!
Паря над всеми, примечай
Пороки суетного мира.
Бичуй, пори их, обличай.
Бичом тебе послужит лира.
Ты одинока будешь там,
На высоте недостижимой,
Зато ты станешь ближе нам,
Созданьям мудрым и красивым».

– Да, вы умны и красивы, мадам, – сказал Ржевский. – Несомненно.

Рыкова как будто не поняла, что это комплимент. Пока поручик говорил, она перевела дух, а затем, не открывая глаз, выдала новую порцию строк:

Я ангельским словам вняла.
Решила взять я в руки лиру.
А грудь моя теперь полна…

– Согласен, мадам, – снова встрял Ржевский. – Грудь ваша полна, округла, и вообще очень даже…

Рыкова, приоткрыв один глаз, недовольно хмыкнула.

– Дослушайте сначала, – сказала она. – Я имела в виду совсем не это.

А грудь моя теперь полна
Слезами состраданья к миру.

– А! – протянул Ржевский. – Вот оно что! – Он нарочито задумался: – Но слёзы ведь в глазах, а не в груди. Разве грудь может быть наполнена слезами?

– Может, – снова раздался голос Пушкина, но на этот раз откуда-то из-под стола. – Ведь если сердце способно плакать, то, значит, и грудь может быть наполнена слезами. Я слышал у поэтов такое выражение.

– Ах! – в восторге вздохнула Рыкова. – Как тонко вы воспринимаете поэзию, Александр Сергеевич! – Она посмотрела туда, откуда доносился голос Пушкина. – Но почему вы под столом?

– Пуговицу никак не найду. Но вы продолжайте. Мне всё прекрасно слышно.

Страница 29