Поручик Ржевский и дамы-поэтессы - стр. 17

Анна Львовна ответила снисходительной улыбкой и, наконец, все сели обедать.

Князь Мещерский обосновался во главе стола, с торца. Княгиня Мещерская – на противоположном конце, создавая впечатление, что во главе сидит именно она, а не номинальный хозяин дома. По правую руку от хозяйки сидела Анна Львовна, далее с той же стороны – Ржевский.

Поручик тут же положил себе на колени салфетку и начал старательно разглаживать. Так старательно, что провёл ладонью левой руки не только по своему колену, но и по колену сидевшей рядом Анны Львовны. Разумеется, он сделал это неслучайно.

– Простите, мадам, – с нарочитым смущением сказал поручик, а Рыкова всё так же снисходительно улыбнулась и ответила:

– Ничего.

Если бы на нынешнем обеде присутствовал Алексей Михайлович Бобрич, то не удержался бы от тяжкого вздоха – уж очень опасную игру вёл поручик. Однако Ржевский полагал, что опасности нет. Он собирался оказывать знаки внимания Анне Львовне вплоть до окончания свадебных торжеств, после чего «с разбитым сердцем» отбыть к себе в деревню.

«Авось со временем всё забудется, – думал поручик. – Не стану же я каждый раз по приезде в город изображать влюблённого в мадам Рыкову! А даже если не забудется, то что? Что эта мадам сможет сделать после того, как свадьба Тасеньки состоится и мнение общества устоится? Да ничего!»

* * *

На первое был сырный суп по швейцарскому рецепту. Ведь надо было куда-то девать сыр, который в родовом имении князей Мещерских производился в огромных количествах – тысяча пудов в год. Наибольшую часть продавали, но ещё оставалось, чтобы накормить всех желающих и нежелающих.

В обычное время Ржевский мог бы признаться, что сыт по горло сырами и блюдами из сыра, но приходилось вести себя прилично, то есть чавкать с нарочитым удовольствием. Ведь от этого зависела судьба Тасеньки.

К тому же Рыкова, от которой тоже зависела судьба Тасеньки, искренне любила сырные супы. Анна Львовна, сидя по левую руку от поручика, с удовольствием черпала ложкой светло-жёлтую тягучую субстанцию.

Старушке Белобровкиной, сидевшей по другую руку от поручика – между ним и князем Мещерским, суп тоже нравился.

– Ванечка, – обратилась старушка к князю Ивану Сергеевичу. Пусть ему было уже за пятьдесят, но как ещё обращаться матери к сыну!

– Что, матушка? – откликнулся князь.

– Я всё забываю, который сыр ты хочешь подать к свадебному столу на десерт. Эмменталь?

– Нет, будет слишком обыкновенно, – ответил князь. А вот Ржевский не считал обыкновенным сыр с такими огромными дырами, что можно палец просунуть. При первом знакомстве с эмменталем поручик решил, что сыр наполовину съеден мышами, но оказалось, что всё в порядке, так и надо.

А позднее оказалось, что и в других сырах, которые делались в имении Мещерских, всегда было что-нибудь странное для несведущей публики, и с этими странностями поручик не мог смириться, хоть и пытался.

– А который тогда? – выспрашивала Белобровкина. – Лимбургер?

– Это то, что мы вчера ели? – уточнил Ржевский. – Воняет, как пропахшая потом рубаха… – Он по-прежнему старался вести себя прилично и, спохватившись, добавил: – То есть это не я так думаю. Я с приятелем делился впечатлениями, и приятель мне сказал, что лимбургер воняет.

Князь вздохнул.

– Для одних – как потная рубаха, а для других – как туника разгорячённой нимфы.