Портсигар с гравировкой - стр. 4
– Бедолага вышел в отставку по болезни. Но сейчас хвороба прошла. А место-то уже тю-тю… Выручи, будь другом.
– Надо подумать, – уклонился с ответом Крутилин.
– Вот завтра за обедом вместе и подумаем. А потом за ужином. Ты ведь в город в понедельник утром возвращаешься?
– Да-да, – подтвердил Крутилин, уже обдумывая как бы завтра увернуться от общения.
Вероятно, придется послать Груню с извинительной запиской, мол, приболел, мол, в следующий раз. Но, похоже, пьянка по воскресеньям до конца дачного сезона ему обеспечена.
Они спустились с дебаркадера, к которому тут же подкатил Дорофей.
– А вот и наша Лапушка, – потрепал гриву пегой кобылы Аркадий Яковлевич.
– Так что поехали? – спросил извозчик.
– Ты что, обычаев не знаешь? – с укоризной покачал головой Аркадий Яковлевич. – На посошок и все такое… Но сперва отвези Ванюшу. Он торопится. А потом сюда, за мной.
– Аркадий Яковлевич, поедемте вместе, – предложил Крутилин.
– Кто тут тебе Аркадий Яковлевич? Мы теперь навеки Ванюша и Аркаша. Забыл? Езжай давай. Дай Бог, завтра свидимся.
Крутилин долго корил себя, что не остался с подвыпившим спутником. Эх, все было бы иначе…
Проехав примерно половину пути, он понял, что до дома малую нужду не дотерпит, и дотронулся до плеча Дорофея тростью:
– Эй, любезный, мне бы в кустики.
Извозчик затормозил. Далеко от дороги Крутилин отходить не стал – хотя ещё и белые ночи, но уже не такие светлые, как в июне, поэтому проезжавшие мимо его не заметят. Едва сделал дело, как рядом хрустнула ветка.
– Кто здесь? – спросил Крутилин, нащупывая в кармане револьвер.
Парголовские леса никогда не были безопасными, особенно ночью. Пять лет назад самого Крутилина на этой дороге ограбили и даже побили – пришлось ему в следующее воскресенье приехать сюда с агентами, которые и поймали дерзкую банду дезертиров, промышлявшую здесь.
Никто на вопрос сыщика не ответил, хруст тоже прекратился, а Иван Дмитриевич поспешил к коляске. И через двадцать минут был уже дома. Геля, живот которой за прошедшую неделю ещё увеличился и округлился, бросилась ему на шею:
– Как ты доехал, любимый?
– Прекрасно! Мне очень повезло. Приехал поздно, сидячих мест уже не было. И тут вдруг сосед наш Аркадий Яковлевич пригласил к себе в купе первого класса.
– То-то от тебя коньяком разит…
– Ух ты! Неужели коньячный перегар от водочного отличаешь? Тебе бы в сыщики.
– Как сына рожу, так сразу к тебе на службу и поступлю.
– А ежели дочь?
– Ты же сына велел. А я жена послушная. Ужинать будешь? Груня утку запекла.
– Конечно, буду. И водку пусть подаст. Коньяк – хоть и вкусно, но дух в нём не наш, не русский!
22 июля 1873 года
По воскресеньям Иван Дмитриевич всегда отсыпался, потому проснулся около полудня и потом ещё минут пятнадцать просто лежал на перине, наслаждаясь расслабленностью мышц. Наконец, поднявшись, облачился в тяжелый шлафрок и, миновав застекленную веранду, вышел в благоухающий запахами сад, где на столе его ожидали самовар, сдоба и вазочки со свежесваренным вареньем.
– Ванюша, милый, с добрым утром, – привстала Геля, чтобы налить мужу чай. – А я уж будить тебя хотела. Ведь ежели столько спать, голова болеть будет. Груня, Груня, жарь барину яичницу. А ты, Ванюша, пока домашней колбаской закуси. С пылу, с жару, вчера ещё хрюкала.