Портрет неизвестной. Часть 3 - стр. 7
Глядя на начатый портрет, Перышкина все никак не могла отделаться от ощущения, что она где-то подобное уже видела. Было в нем нечто неуловимо-знакомое. Она долго всматривалась в полотно, но так и не вспомнила.
– Что скажите, Алекс? – поинтересовался князь, обтирая ветошью кисти.
– Никак не могу припомнить, но я где-то подобное уже видела, – Лиза в задумчивости постучала пальчиком по губам, сложенным уточкой. – Определенно, видела! Только где…
Тихо, мысленно перелистывая альбом «Русская живопись 19 века», подошла к Мирону и взглянула через его плечо на холст, изнанку которого она лицезрела последние два часа. А там разыгрывалась жанровая сцена: на переднем плане находилась темноволосая девушка с горящими глазами, стремительно выбегающая из комнаты, в которой за столом чинно восседали почтенные родители и какой-то потасканный мужчинка.
– Ой! – захлопала в ладоши Лиза. – А я узнала эту девушку! Это же ваша невеста – Софико!
Мирон вздрогнул от неожиданности, а затем картинно прижал руки к груди. – Елизавета Михайловна, у меня чуть сердце не остановилось из-за вашего крика!
– Картина называется «Невеста сбежала» или «Побег из-под венца», или «Навязанный брак», или… – Лиза в захлеб начала придумывать названия, а Мирон, набрав воздуха в легкие, пытался вставить хоть слово, но слово ему не давали.
Наконец грек описал рукой в воздухе круг и как дирижер, остановил Лизин поток сознания, – вообще то «Смотрины».
Взяв грека под руку и глядя ему прямо в глаза, Лиза призналась, – Я бы на месте Софико тоже предпочла бы не этого господина, – кивок в сторону картины, – а вас, месье Мирон.
– У вас богатый выбор, мадемуазель, – желчно констатировал князь из своего угла.
– Завидуешь, ваше сиятельство? – усмехнулся Мирон, приобнимая девушку.
– Только у меня опять в адрес вашей работы есть малю-ю-юсенькое замечание.
Мирон вжал голову в плечи и закрыл лицо руками, – Помилуйте, госпожа! – раздалось сквозь глухие рыдания.
Лиза погладила грека по вздрагивающей спине. – Вот такусенькое! – двумя пальцами она показала микроскопический размер своего замечания.
– Что с вами делать, – произнес грек, отнимая руки от лица. И уже спокойным голосом, – давайте уж не стесняйтесь!
– У меня такой вопрос… – начала Лиза вкрадчиво.
– Понеслась душа в рай! – донеслось бурчание из княжеского угла.
Мирон замахал руками, призывая его замолчать и сложив руки как китайский болванчик, с полупоклоном, обратился к девушке, покорно ожидая приговора.
– Так вот, не перебивайте, пожалуйста, – продолжила Лиза, – почему вы, художники, когда рисуете подобные сцены всегда нежеланного жениха выводите этакой гротескной плесенью? Невелика честь отказаться от этого суслика, кому он нужен? Вот если бы барышня по идейным соображениям отказывалась бы от достойного, я бы даже сказала, первосортного жениха – вот это я понимаю – протест! А так… Бытовуха!
Мужчины смеялись долго, Мирон даже смахнул, слезы с глаз.
– Вот что мне в вас нравится, мадемуазель, так это ваш оригинальный взгляд на искусство. – наконец смог произнести Мирон, отдышавшись. – Правда же, сиятельство?
– Мне и не только это в вас нравится, Елизавета Михайловна, впрочем, вы уже знаете. – слегка кланяясь, напомнил Иван.
– Вас не поймешь, когда вы издеваетесь, а когда говорите серьезно. Скорее всего первое. Не буду больше вообще ничего говорить, пишите – как хотите, дайте пищу нашим истосковавшимся по мясу искусствоведкам. Они уж точно определят, какой смысл заложен в изображении вот этой складочки на кофточке, и почему у нее на платьишке три пуговички, а не четыре. – надулась Лиза.