Порою блажь великая - стр. 33

У него были свои соображения на предмет того, откуда все беды.

Дискуссия не возобновилась, покуда старик не заказал у Тедди большой стакан красного вина и не ухромал в темные глубины бара.

– Бедолага! – выдавил Главный по Недвижимости, первым одолевший мимолетную нервозность, повисшую над столом.

– Да уж! – согласился лесоруб в помятой серой каске.

– И чистую правду про него говорят.

– Виной – вино?

– Дешевый портвешок. Вроде Стоукс ему ящиками подгоняет, ящик в неделю.

– Дело дрянь, – сказал кинопрачечный магнат.

– Цок-цок-цок! – сказал брат Уокер: он научился сострадательно цокать языком по «Джо Палуке»[12] и полагал, что это междометие прямо так и произносится.

– Да уж. Паршиво дело.

– Мужик валил лес до черта много лет. Позор!

– Позор? – переспросил лесоруб. – Да это преступление, мать-перемать… простите, брат Уокер, – но я принимаю близко к сердцу. – И, совсем войдя в раж, припечатал чумазый кулачище к столу. – Это, мать-перемать, преступление! И грех! Такой вот старый горемыка вроде него имеет право на – слушайте все! – на пенсию и учет трудового стажа! Разве не об том распинается Флойд Ивенрайт уж два года как?

– Все так, все верно.

Они снова были на коне.

– Беда этого города в том, что мы не можем рулить той самой организацией, которая создана, чтобы нас защищать: профсоюзом.

– Господи, а разве Флойд не то же самое говорит? Он говорит, мол, этот Джонатан Бэйли сказал, Ваконда на годы отстала он других городов лесорубов. И я держусь того же самого мнения.

– А это самое мнение выводит нас прямехонько на сами-знаете-кого и его упертую родню!

– Точно! Именно!

Мужчина в каске снова грохнул кулаком по столу:

– Позор!

– И хотя сам я лично в чем-то даже восхищаюсь Хэнком и его семейством – черт, да мы выросли вместе! – я считаю, все корни наших бед в них. И если куда и наставить пушку, то аккурат на тот дом, так я полагаю.

– Аминь, брат.

– Еще какой аминь! А теперь все слушайте! – Вновь потревоженный всплеском агрессии, Тедди поднял глаза. – Если кому и грозить пальцем, то все мы знаем, в кого им тыкать!

Сквозь натираемый бокал Тедди видит перст, грозно воспрянувший из чумазого черношерстного кулака.

– Да, прямой наводкой в этот проклятый домище!

…музыкальный автомат стрекочет, лопочет, пульсирует цветом. Жужжит электрический фасад. Мужчины тихонько дышат в унисон. Перст, шишковатый и упрямый, озаренный вечерним солнцем, медленно поворачивается, будто стрелка компаса. Дом. Суровая громада, чернеющая на заре, уже звенящая утренними хлопотами…

– Да, наверное, ты прав, Хендерсон.

– Еще б я был не прав! И если тебе нужно мое взвешенное мнение – в них все наши проблемы!

Из кухонного окна вырываются свет и крики, смех, ругань. «Просыпайся и встряхнись, ребята! Старик вас опередил, хоть он дряхлый и увечный!» И оглушительный запах жареных колбасок. Это колокол Хэнка. Как раз в его вкусе. Это по Хэнку звонит его колокол.

А из-за стойки бара, чураясь солнечного света, Тедди следит за мужчинами, прислушивается к их доводам – и в глубине души уверен, что проблема не в финансах: пока вели они свой кретинический диспут про оборотные капиталы, капитал Тедди вырос почти на двенадцать баксов – и это среди бела дня. И у него серьезные сомнения в том, что все беды города следует валить на крылечко дома Стэмперов. Нет, проблема в другом. По его взвешенному мнению…