Порою блажь великая - стр. 102
– Да это-то все я знаю, но… есть в ней что-то необычное, согласны?
– Что ж, черт, не забывайте, где она живет. Как вообще любая женщина может выжить в этом гадюшнике – вот загадка гробницы фараона. И через это она не может не заскучать немного…
– Да я не об этом. Я хочу сказать… вот, к примеру, почему Хэнк ни разу не брал ее в город?
– Да по той же причине, по какой никто не таскается на люди со своей благоверной, Мел, дубина! Потому что она вечно будет дергать за рукав, не давая и самую малость разгуляться. А у Хэнка – у него крылышек за спиной не наблюдается. Помнишь, как он ездил на пляж с Энн Мэй Гриссом или с Барбарой, официанткой из «Ячатов», и со всеми прочими девчушками из пивнушек, от А до Я, которые так и вешались на него с его драндулетом?
– То-то и оно, Мел. А может, ей и самой не очень-то приятно бывать в городе, слушать о себе всякие сплетни. Вот он и держит ее дома – в тесноте, да не в обиде, как говорится…
– Да, но я о том и толкую: какая еще баба вынесет вокруг себя такой бедлам? Говорю тебе, есть в ней что-то очень нетривиальное…
– Может, и так, но – триви… не триви… или еще какое – а из койки я бы все равно ее не погнал.
И на том обсуждение этого «нетривиального» затухает.
Они знают о Вив еще много такого, о чем никогда не говорят, словно боятся, что если хотя бы заметить необычайную плавность походки, или же проворное изящество тонких ручек, или белизну шеи, или букеты из листьев, которыми девушка украшает блузку, – это будет уже нечто большее, нежели простое любопытство. Вот разговоры о девятивальной груди Симоны частенько слышишь перед профсоюзным офисом, как и жаркие дебаты о том, сколько футов прочной веревки понадобится отважному исследователю, чтобы спуститься в пещеру Индианки Дженни. По сути, анатомия любой местной женщины являлась мишенью для диспутов – но только не Вив. Когда же речь заходила о ней, мужики вели себя так, будто разом подослепли и замечают лишь самые общие свойства: милая девочка… дружелюбная… худовата малость, ну так чем мяско ближе к косточкам, тем слаще, как говорится. Как будто и нет в ней никакой прочей конкретики. Как будто самим умолчанием они категорически отрицали свое видение деталей.
Вив была родом из Колорадо, из жаркого, степного, паленного солнцем городка, где в черных трещинах глины прятались скорпионы, а клубы перекати-поля осаждали изгороди, дышавшие пылью от снующих мимо фургонов для скота. Городок тот звался Рокки-Форд, и на белой арке, нависавшей над одноколейкой и державшей на себе зеленый деревянный арбуз, была запечатлена слава города: «Арбузная Столица Мира». Ныне арка эта обвалилась, но в тот далекий июль, когда Хэнк заехал на «харлее», купленном на увольнительные из армии, по дороге из Нью-Йорка (весьма зигзагообразной дороге, через Коннектикут), эта надпись и деревянный арбуз красовались во всем своем зеленом великолепии, сверкали на сернистом солнце, а клеенчатое полотнище возвещало: «Ежегодная Арбузная Ярмарка. Арбуз – на любой вкус. БЕСПЛАТНО!!!»
«Трудно устоять перед таким предложением», – добродушно подумал Хэнк и сбросил обороты, чтоб не вмазаться в толпу, запрудившую улицы: куда глаз ни кинь – повсюду цветастые рубахи, мешковатые штаны, линялые сомбреро и пыльные синие комбинезоны. Он окликнул первое же печенное колорадским солнцем лицо, обратившееся на треск его мотоцикла: