Порочный договор - стр. 14
— Антон, а ты приводил в свою квартиру девушек? Вы занимались этим, например, на барной стойке?
— Это называется «трахаться», отличница, — усмехается он. — Нет.
— Нет — не приводил, или нет — не на…
— Слишком высоко, глупая.
— Да? А в кино…
— Ты победила, отличница, — устало перебивает меня Антон. — Ложись на кровать.
— Что? — поднимаю я глаза. — Вот так… Сейчас? А принять ванну перед этим? Не нужно?
— Ложись. На. Кровать.
Пусть Волков на меня и не смотрит, но выражение его лица серьёзное. Я решаю не упускать шанс, быстро обхожу барную стойку и иду к широкой двуспальной кровати, которая занимает большую часть комнаты. Сердце бешено бьётся в районе горла, руки и ноги дрожат.
Неужели сейчас всё случится?..
— А кровать нужно расправить? — замираю я у неё. — Мне… раздеться? А презерватив? У тебя есть? Я купила, но не взяла сегодня с собой, как-то не подумала, что… Лежат дома, под матрасом. Ну что ты смотришь и молчишь, Антон? Скажи что-нибудь!
Тёмные в вечернем полумраке комнаты глаза изучают моё лицо ещё пару секунд, а затем Антон устало выдыхает:
— Чёрт, просто ляг.
Я делаю глубокий вдох и выдох, твёрдо киваю и опускаюсь на кровать. Укладываюсь ровно, поправляю волосы у лица и закрываю глаза. Жду. Внутри воюют страх и предвкушение.
Страх сильно увеличивается, когда матрас продавливается под чужим весом. Антон укладывается рядом, и я начинаю дрожать всем телом. Уже зуб на зуб не попадает.
— Ты девственница, — негромко и совсем капельку удивлённо замечает Антон.
Я стискиваю зубы и дёргано киваю.
Антон вздыхает, и несколько минут совсем ничего не происходит. Я хмурюсь и открываю глаза. И мгновенно тону в пронзительной синеве глаз напротив. Сердце замирает, а по телу прокатывается тревожно-сладкая волна.
Вот это да…
— Что…
Тёплая ладонь накрывает щёку, большой палец ложится на губы, вынуждая меня замолчать. Шум в ушах поглощает пространство вокруг, доносится лишь скорый стук сердца: тыдыщ-тыдыщ-тыдыщ.
Боже… Я умру от этого волнительного ожидания, верно?
Антон наклоняется ближе и замирает у самых губ, переместив ладонь на шею:
— И тебя никто и никогда не касался, да, отличница?
Ладонь скользит к груди, пальцы ловко расстёгивают пару пуговок на блузке, я вся напрягаюсь, а внизу живота становится тяжело и сладко одновременно.
У меня вырывается глухой стон, когда пальцы Антона стискивают грудь вместе с мягкой тканью бюстгальтера.
Мои глаза вновь закрыты, на губах играет чужое горячие дыхание, по телу прокатываются одна за другой волны предвкушения: обжигающие и ошеломляющие.
Пальцы оставляют грудь, скользят ниже, обжигают кожу даже сквозь ткань блузки, добираются до бёдер. Антон, судя по ощущению, отворачивается, смотрит в сторону своей руки. Ладонь тем временем накрывает внутреннюю сторону бедра и медленно скользит выше.
К тому самому месту, где стало влажно и особенно горячо.
И снова обжигающий шёпот у губ:
— А сама ты касалась себя там?
Я прерывисто выдыхаю, когда Антон едва ли задевает пальцами ткань белья, и мычу что-то отрицательно. Он тоже тяжело выдыхает. А затем окончательно ошеломляет меня тем, что прижимает свои пальцы к ужасно чувствительному сейчас месту.
И происходит такое…
Я задыхаюсь от ощущений, пока Антон всего лишь совершает круговые движения пальцами. Через ткань! Внутри всё накаляется до предела. Изводит томлением. Желанием ощутить что-то неизвестное, но такое притягательное, что нет сил и терпения.