Порочные цветы - стр. 32
– Ты понимаешь, что этого делать нельзя, Марина? – спросил он со злобным отчаянием в голосе.
– Это ты теперь мне говоришь?! – взорвалась вдруг я праведным гневом. – Теперь? После всего, что было? После всего, что ты со мной сделал?
– Я с тобой сделал?! – он просто побелел от возмущения. – А что со мной делала ты? Все-таки я тебя не насиловал, насколько я помню! И что ты делала сегодня с этим козлиной?
– Что? – меня вдруг разобрал досадный смешок. – Значит, ты ревнуешь?
– Ревную? С какой стати! Но ты, кажется, очень волновалась, что я пойду на каток с какой-нибудь девушкой, а сама тем временем… – он не договорил, весь взбешенный до исступления.
– А что я должна была делать? – искренне недоумевала я. – Мы же не можем ходить вместе, обнявшись, как парень с девушкой! – выпалила я, не подумав, и это было моей роковой ошибкой.
– Вот! – воскликнул он самодовольно, яростно ухватившись за эту мысль. – Вот! Вот именно! Мы не можем! И мы нигде и никогда не сможем на людях проявлять свои чувства! Ты этого хочешь? Хочешь всю жизнь прятаться и бояться, а потом когда-нибудь потерять бдительность?
– Я… Я только тебя хочу, – мой голос снова ослаб и задрожал. – А как насчет Питера? Может, мы могли бы бывать там вместе?
– Питер – не Сахара! Я не могу выдавать там тебя за свою любовницу, потому что правда когда-нибудь раскроется, и тогда нам несдобровать! Особенно мне! Ты это понимаешь?
– О чем же ты тогда думал, когда делал со мной все эти вещи?!
– О том, что хочу тебя! Поняла?! – почти с ненавистью выпалил он. – И больше ни о чем!
Я залилась краской, снова живо вспомнив, что между нами было.
– Митя, нас сейчас никто не видит. Безопасные места можно найти всегда.
– Ты что, идиотка совсем?! – он так взорвался негодованием и злобой, что чуть ли не подпрыгнул на месте, со всего маху стукнув в руль. – Хочешь тайком трахаться в тачках и закоулках с родным братом, а на людях корчить из себя милую порядочную девочку, кокетничать с другими парнями и устраивать периодически сцены из-за моих девушек?
Наверное, это было последней каплей. Мое сердце так рвалось от боли, что я даже плакать уже не могла, с трудом борясь с дыханием. Такого незаслуженного оскорбления я просто не могла перенести и только сдавленно, сухо, холодно прошипела:
– Отвези меня домой немедленно!
Он еще раз злобно ударил в руль, завел двигатель и рванул с такой скоростью, что машина совершенно потеряла сцепление с дорогой, и нас сильно занесло. Он с трудом справился с управлением, сбавил обороты и покатил дальше по полупустому шоссе в сторону нашего поселка.
Когда мы зашли в дом, мама по нашим мрачным минам сразу догадалась, что что-то случилось. Я собиралась было прошмыгнуть наверх, в свою спальню, а Митя уже готов был уходить, когда она резко вдруг спросила:
– Ну и что на этот раз?
Мы молчали как партизаны.
– У вас и так теперь мало времени для общения остается, а вы еще и ссоритесь! – произнесла она с упреком, вопросительно заглядывая то в мое лицо, то в Митино.
Я обернулась вдруг, сама не ожидая от себя такой прыти, и обиженно выпалила:
– Он не разрешает мне ни с кем встречаться!
Мама вопросительно приподняла брови, а я, словно оседлав любимого конька, пустилась беззастенчиво сочинять дальше:
– Там был один парень. Я дала ему свой телефон, и Митя запретил мне с ним встречаться и даже отвечать на его звонки! Он мне столько всего наговорил! Ненавижу тебя! – крикнула я в лицо мрачно молчавшему брату, который и бровью не вел, слушая такую бессовестную ложь.