Порочная невинность - стр. 36
Шейс бережно поднял безжизненную кисть руки и увидел на запястье следы от веревки; такие же следы были на щиколотках. И почему-то эти глубокие вмятины, свидетельствующие о полной беззащитности, потрясли его больше, чем жестокие раны от ножа на туловище.
– Она была одним из первых младенцев, которым я помог появиться на свет, когда только приехал работать в Инносенс. – Вздохнув, он сделал то, на что Берк не отважился: нагнулся и закрыл глаза Эдды Лу. – Тяжело родителям хоронить своих детей. Клянусь Богом, для врачей это тоже тяжело.
– Ты только посмотри, как он ее изрезал! – выдавил из себя Берк. – Так же, как двух других. – Он с трудом проглотил комок, подступивший к горлу от гнева. – Ее сначала привязали вон к тому дереву. На нем пятна засохшей крови. И по спине видно, что она оцарапала ее о кору. Привязали бельевой веревкой. Здесь есть волокна. – В глазах полыхала ярость. – Но что она, черт побери, здесь делала?! Зачем здесь оказалась? Ее машина в городе.
– Этого я тебе, Берк, объяснить не могу. Знаю только, что ее ударили сзади по голове. – Руки Шейса так осторожно и мягко касались тела, словно он осматривал живого пациента. – Может, он заманил ее сюда. Или она сама явилась и разозлила его чем-то.
Стараясь не дать нервам разгуляться, Берк только кивнул. Он знал, как знали и в городе, кого могла разозлить Эдда Лу…
Кэролайн нерешительно топталась на крыльце. Ей очень хотелось пойти на пруд и выяснить наконец, что там произошло. Ожидание становилось невыносимым, и было неизвестно, сколько оно еще продлится. Но она знала, что не осмелится дойти даже до деревьев…
Увидев, как к дому подъехал темный седан, а за ним – белый фургон, Кэролайн решила, что это, очевидно, коронер. Когда из фургона вышли мужчины с носилками и плотным черным пластиковым мешком, она отвернулась. Этот мешок, длинный черный мешок, похожий на те, в которые обычно складывают большие ненужные вещи, слишком навязчиво напоминал: то, что Кэролайн нашла в пруду, уже не было человеком, женщиной, а только телом…
Зато тело не способно чувствовать унижение от того, что его тоже, как ненужную вещь, сунут в большой мешок из пластика. Страдают только живые, и Кэролайн задалась вопросом, кто будет горевать и скорбеть о смерти этой женщины.
Внезапно ей так безумно захотелось играть, что даже сердце заболело. Играть что-нибудь безудержно-страстное, и чтобы эта музыка изгнала все остальные мысли и чувства. Слава богу, она еще может играть, у нее есть возможность найти убежище, когда больше некуда бежать!
Прислонившись к столбику крыльца, Кэролайн закрыла глаза и проиграла то, что хотела, мысленно. Звуки наполнили все ее существо, и мелодия была такая громкая, что она не слышала, как подъехала еще одна машина.
– Эй, привет! – Джози с силой захлопнула дверцу и, лизнув вишневое мороженое на палочке, направилась к дому. – Привет, – повторила она дружелюбно и с любопытством, когда Кэролайн подняла голову. – У вас тут настоящее столпотворение! Я ехала домой, увидела, как много машин здесь стоит, и решила разузнать, в чем дело.
Кэролайн посмотрела на говорившую, ничего не понимая. Странно, почти неприлично, когда человек так и пышет здоровьем и жизнью, а рядом все еще витает смерть.
– Извините?..
– Вам незачем извиняться. – Улыбаясь, Джози поднялась на крыльцо. – Скорее это мне нужно просить прощения: не могу вытерпеть, когда что-то происходит, а я ничего не знаю. Джози Лонгстрит.