Попрощайся! - стр. 19
– Угу. Сказали, что на сайте заказали, но это фигня все. Я точно знаю. Это авторская фигурка, кто-то для себя делал или на продажу. Я в Сети ничего похожего не видел, а я за такими вещами слежу. Они его нашли, зуб даю. И че с ним делать теперь? Вот ты со своей… штукой этой… как ты живешь?
– Да уже никак, – пожал плечами Ярик и, видя недоумение Славки, добавил: – Вынес ее на помойку – и все дела. Даже сам удивился, что все так просто. В смысле это… ну, в кино же… они же всегда возвращаются, так?
– А мой и вернулся, – Славик опасливо покосился на стеллаж. – Я его в коробку затолкал и в мусорный бак выбросил. Утром, перед тем как мусоровозка приехала. Час ждал, глаз не сводил. А он все равно пришел назад. И твоя, наверное, тоже придет.
– Да не! Уже несколько дней прошло…
– Пф-ф-ф… – невесело усмехнулся Славка. И сказал то, от чего внутренности Ярика окончательно превратились в лед: – Мой два дня прятался под кроватью.
Сначала он был мыслью, задумкой. Чуть позже – рисунком. Потом объемной моделью. И лишь после этого обрел себя. Он не понимал этого, не знал значения терминов, но от и до ощущал, как тело обретает плоть. За бездумной работой три-де-принтера, отливающего детали будущего тела, незримо вставала солнцеподобная фигура Творца.
Наливались силой мышцы рук. Пока еще бесцветное, кимоно облегало торс. Волосок к волоску укладывалась замысловатая самурайская прическа. Пальцы не до конца сжаты в кулак – остался зазор для рукоятки меча. И сами мечи – длинный ниндзято и короткий танто, – ставшие частью его души. Его воли воина.
Разъятый на детали, он не чувствовал боли, усталости, страха или скуки. Он был меч, и меч был он. Хорошее оружие умеет ждать. Хорошее оружие до поры спит в ножнах. Его терпению позавидовали бы сточенные зубы горных хребтов. Сама Вселенная могла устать от ожидания, но только не он. Хороший самурай не станет торопить своего дайме.
Прозрачный клей намертво сращивал части тела, постепенно являя будущую боевую стойку – обманчиво расслабленную. Стойку настоящего мастера меча. Акриловые краски дарили цвет коже и тканям, волосам и глазам и, конечно же, смертоносной стали. Предусмотрительный Творец штамповал новые заготовки для рук и сменные головы с иным выражением лица. Словно не знал, что у настоящего самурая достанет силы воли, чтобы заставить пластик двигаться. Он мог сделать это в любой момент. Просто ждал приказа.
Но приказа не последовало. Сердце Творца, огромное сердце огромного человека, отказалось стучать, и очередным – отвратительно светлым и радостным – утром он попросту не встал с кровати. Душа ребенка покинула взрослое, слишком громоздкое тело, чтобы исследовать другие миры. Так он решил для себя, не в силах принять горькую истину, – смертны даже Творцы.
И было ожидание. И был шум. И была суета. Чужие люди, с душами серыми и пустыми, наполненными мелочными расчетами и изредка печалью, заходили в их дом, их храм и уносили с собой память о Творце. По кусочкам разбирали волшебную мастерскую.
Его унесли тоже. Равнодушные руки бросили в коробку, сверху ссыпав необработанные заготовки. А открывали коробку уже другие руки – маленькие, жадные и глупые. Они оставили на его теле липкие отпечатки, поцарапали броню и сломали правую руку. Он чувствовал лишь опустошение. И все же ночью, когда обладатель маленьких жадных ладошек отправился спать, в нем внезапно проснулась огненная ярость. Бессильная ярость ронина.