Попаданка для проклятого герцога, или Я ваш семейный доктор - стр. 7
Но отрезвил меня человеческий крик:
— Зве-е-ерь! — верещал женский голос. — Спасайся кто может!
Как же громко.
Я тряхнул головой.
Не было ни конюшни, ни волков. Перед глазами невысокий забор. Покосившаяся лачуга. Таверна вдалеке. Человеческие следы и капли крови по белому снегу.
— Зверь!
— Зверь!
Я тут же сорвался с места, скрываясь с улицы и теряясь в подлеске. Нужно вернуться в замок. «Вернуться в замок», — повторял мысленно, как заводная игрушка, боясь потерять связь с разумом. Наконец я увидел огни. Там моя дочь. Дочь! Мысли о ней всегда помогали удерживать себя в сознании. Дочь! Мой смысл. Частица драгоценной Камиллы.
— Эдфлед! — крикнул я, принимая человеческий облик у самой конюшни и вбегая внутрь. — Эдфлед!
— Я… я… т-т-тут, господин, — его голос был слаб. — Вы уж простите, не уберег я любимицу госпожи.
— Черт с ней, — огрызнулся я, подхватывая мужчину на руки, стараясь не вдыхать солоноватый запах крови. — Она меня никогда к себе не подпускала. Не знаю, как Камилла справлялась с этой напастью. А так, получается, ушла вслед за своей хозяйкой.
Отчасти я был рад гибели кобылы. Минус очередное болезненное напоминание о счастье.
— М-м-м, — стонал конюх.
— Держись. Сейчас прижжем рану. К весне встанешь на ноги, — говорил, щурясь от снега.
Весна… Будет чудо, если Эдфлед переживет ночь.
— Помогите! — крикнул, толкая ногой дверь в кухню и второй раз за вечер вваливаясь в помещение с ношей на руках. — Анна, неси самый большой нож… Анна?!
Скорчившись и шипя от боли, кухарка сидела у камина на табурете, пока иномирянка размахивала топориком для мяса, никого не подпуская.
— Вы вообще нормальные? — вопила она. — Прижигать порез вот этим? — она потрясла тесаком в воздухе. — Да будет чудом, если женщина не потеряет сознание от болевого шока. Неандертальцы вы, а никакие не староверы! И идиоты!
— Что здесь происходит?! — рявкнул я.
— Анна порезала руку. А эта прокаженная не дает нам ее лечить, — тут же отчиталась Аська, держась на приличном расстоянии от пришлой.
— Да они хотят ей руку загубить! Ожог будет заживать несколько недель, и не факт, что чувствительность полностью вернется, — тараторила моя ночная находка. Кстати, в моей же рубахе. — О боги! — она окинула меня взглядом.
— Уберите утварь и прокалите нож, — отдал я приказ, укладывая конюха на деревянную поверхность.
— Нет! — иномирянка подбежала к столу, распугивая горничных. — Нельзя этого делать. Снимите с него обувь. Да снимите же! — смотрела на меня грозно, дергая окровавленную штанину и открывая рваную рану. К удивлению, не испугалась, замерла на мгновение и принялась тараторить тарабарщину: — Мне нужен жгут, бинты, антисептики и телефон, вызвать скорую.
— Ты не в своем мире, — сказал я, отодвигая ее плечом. — Прокалите нож.
— Я не дам его калечить еще больше! — выкрикнула иномирянка, толкая меня в грудь. — Что у вас есть, чертовы староверы? Подорожник? Молитва? А?
— Нож, — указал Аське на огонь в очаге.
— Да ее вообще нельзя подпускать к открытым ранам, — ужаснулась иномирянка. — Тогда, — она растерянно проморгалась, — принесите чистые простыни, длинную иглу, нить шелковую, если есть, самый крепкий алкоголь, ремень и вскипятите воду. И не могли бы вы одеться, герцог, — процедила она сквозь зубы. — В операционной не трясут своими причиндалами!