Попаданцы и их жёны. Книга вторая. Земля бессмертных. Запад - стр. 11
– Ладно, госпожа сударыня магиня Мирэй… – наконец сжалился Малов. – Что поделать, если тупой я, знакомо вам такое слово? Безумный, ничего не соображаю, тем более рядом с прекрасной женщиной, хоть излишне неприступной, да еще и боюсь её как магиню. Понимаете: чем больше боюсь, тем меньше соображаю, чем меньше соображаю, тем больше боюсь… Такая обратно-пропорциональная зависимость! А вы ругаетесь вон и шипите! Сердца у вас нет, госпожа Мирэй! И сочувствия нету к больному…
Лекарка без сил сидела в кресле, мотая головой и открывая-закрывая рот, как чернобровая рыбина. Еще махала рукой.
– Объясните в двух словах, что я должен в себе обнаружить, и я тут же обнаружу, что угодно, честное слово!
– Ненормальный ты, вот ты кто! – вынесла она вердикт после нескольких глубоких вдохов-выдохов. – Я тебе припомню еще твою тупость… или тупизну, как правильно-то? Для какого Серого мне «что угодно»! – выпалила она в потолок и покраснела. – Расслабься… да не так – проснись немедленно! Просто расслабься, не спи… Представь, что ты плаваешь в море белого света. Нет, не солнечного, а просто белого, как плотный туман, света. Затем попытайся раствориться в нем, или пусти его в себя. И смотри внимательно, где он у тебя задерживается. Или скапливается. Или еще что, не знаю, но ведет себя как-то по-особенному. Главное – сосредоточься и смотри в себя как бы со стороны. Не получится с белым светом, пробуй с красным, желтым или еще каким, вот они перед тобой в шарах.
– А можно как бы с вашей стороны, стороны, госпожа Мирэй, мне нравится, как вы смотрите, особенно, когда злитесь?
– Андрей, тебе еще никто здесь наверняка не говорил, какой ты негодяй! Что ты меня отвлекаешь своими глупостями!
– Да не отвлекаю, а привлекаю! И я разве вру, госпожа Мирэй? Нет? А раз нет, так эти глупости должны быть приятны, правда ведь?
Мирэй снова чуть покраснела, лицом, а не аурой, и не смогла сдержать улыбки.
– Ладно, безумец тупой, работай, давай! Может, ещё за декаду хоть что-нибудь выйдет, если каждый день будешь в себя смотреть. Моими прекрасными злыми глазами, – вдруг добавила она и уткнулась в какую-то тетрадь, еле сдерживая смешок.
Между тем, этого белого света было не так много, как когда-то рассказывал Палыч. Так ведь – катастрофа плюс пять тысяч лет! Но он был – «сияние» произошло буквально на днях. Облаками, клочьями, полосами, пятнами, кляксами… да еще перемежался с остальными цветами. Да уж, это, точно, не солнечный спектр – никакой тебе упорядоченности. И взаимопоглощения или соединения тоже не наблюдается.
Минут через пятнадцать, когда Мирэй, и вправду, стала чего-то читать, Малов вышел из самосозерцания.
– Готово, госпожа сударыня Мирэй, уже поплавал я в белом океане, чуть не утонул среди акул, но очень приятно, честно.
У Мирэй глаза стали еще больше хотя куда уж больше? Она не выдержала, подскочила к Андрею, ухватила за рукав.
– Врёшь! – тряхнула ощутимо, посмотрела внимательно. – Не врёшь… Только это неправда! Неправда, так не бывает. Я даже не смогу об этом сказать Кленорелю, он меня прибьет, а тебя запрет в яме, если это окажется правдой. Рассказывай подробно!
Мирэй подтащила к больному свое кресло, уселась плотно.
– Говори же, чего замолк, болтун кошмарный!
– А чего говорить, госпожа Мирэй? Вы вон как здорово научили-то, я расслабился, сел на ваше место, посмотрел на себя, ничего хорошего там этими волшебными глазами не заметил. Окутался белым светом, стало приятней. Гляжу, а внутри… – Андрей сделал театральную паузу, зажмурился и получил подзатыльник. – Вот, как будто точно также стукнуло меня. Гляжу, внутри несколько пятен другого оттенка: они тоже белые, но с серебряным отливом… Представляете, госпожа Мирэй – с серебряным, вот чудо-то!