Понять Молдову. Записки странствующих социологов - стр. 44
Ценность телесности распространяется и на другие нужды тела. На комфортное жилье, на одежду, на предметы быта и обихода. В casa mare обязательно стоит кровать, застеленная прекрасным, тонким, вышитым бельем, или хотя бы выставлены на обозрение гостя большие мягкие подушки.
Молдаване всегда модно одеты. Качество одежды определяется достатком человека, но житель Молдовы почти в любом случае одет модно и по возможности богато.
Ценность телесности – базовая и ведущая ценность для молдаван. Эта ценность спасла людей от смерти в годы разорений, войн, грабежей, она заставляла их работать до седьмого пота, работать через силу, спасая себя и свое потомство. Она выводила из от горя и отупения, в которое впадает разоренный человек. Мотивируемые ею молдаване вновь и вновь сажали, подрезали, окучивали и собирали.
Опять же, именно она служит бытовому накопительству, на ней стоят молдавские погреба с вином и соленьями, которые есть в любом доме, самом бедном и самом богатом. Точнее, чем богаче дом, тем больше погреб, а не наоборот, как в России. В настоящем молдавском доме никто в магазин за вином и закуской не ходит.
Погреб – это песня души молдаванина, болгары и гагаузы соперничают с ним, но нисколько не отстают. Погреб должен быть вырыт и наполнен в любом государстве, где построен дом молдаванина. Инфлакарата рассказала мне историю о женщине, которая уехала в Италию и там стала успешным врачом. Она построила большой дом в престижном пригороде Милана и несказанно изумила всех соседей погребом, в который она их пригласила, наполнив его по всем молдавским правилам. Все соседи недоумевают, зачем она это делает. Она же гордится собой. Она хозяйка, настоящая хозяйка. У нее полный погреб.
(Когда я писала эти строки, мир еще не знал о новом коронавирусе. Когда я редактировала текст, эпидемия в Италии уже унесла жизни нескольких тысяч человек и страна находилась в режиме самоизоляции. В этом контексте я по-новому взглянула на погреб в доме под Миланом.)
Когда я была в гостях у друзей в коттеджном поселке под Кишиневом, который его обитатели называют «местной Рублевкой», мое внимание привлек большой дом с немалым участком возле него. Весь участок был распахан. Виднелся виноградник и хозяйственные постройки.
– Это дом одного силовика на пенсии, – сказали мне друзья. – У него даже трактор небольшой есть.
– И погреб есть?
– А как же? – друзья посмотрели на меня так, как будто я спросила, а есть ли в доме водопровод.
– А зачем ему трактор?
– Он обрабатывает весь участок.
– И кукурузу сажает?
– Да, немного, но сажает.
И зачем человеку, у которого явно есть некий капиталец – а он явно есть, он требуется, чтобы содержать большой дом, – зачем ему заводить такое большое хозяйство? А потом я поняла, что это ему нравится. Ему нравится ранним летним утром садиться за руль трактора. Он чувствует себя спокойно и уверенно в жизни, он знает: что бы ни случилось, голода в его доме не будет. Мамалыга, вино, курочка у него свои. (Когда я редактировала и этот текст в разгар эпидемии, я тоже посмотрела на ситуацию иначе.)
Обычно люди, которые любят поесть, довольно сексуальны. Как ни странно, но яркой чувственности, выраженной сексуальности в молдаванах нет. Хотя я могу ее не чувствовать, не воспринимать их тип эротизма, не считывать сигналы, которые они транслируют.