Понтограф - стр. 16
В марте 1930-го Михаил Афанасьевич писал брату Николаю в Париж, жалуясь на неважные дела и скудные запасы. Тогда же, ближе к апрелю, Булгаков решился отправить письмо советскому правительству. В этом письме он открыто просил – либо дайте возможность уехать (эмигрировать то есть), либо дайте работать во МХАТе.
18 апреля Михаилу Афанасьевичу позвонил лично Сталин и настойчиво порекомендовал драматургу обратиться с просьбой к руководству театра зачислить его во МХАТ, где в итоге Булгаков до 1936-го проработал режиссером-ассистентом – не бог весть что, конечно, но в той ситуации это уже казалось успехом.
В ту пору за Булгакова хлопотал мой товарищ Горький, который даже писал Сталину, что, мол, это советская критика сочинила из «Братьев Турбиных» антисоветскую пьесу, а на деле же пьеса вообще не об этом. Однако от Булгакова Горький открещивался – и это логично, по крайней мере в официальном письме в ад. Но в то же время Горький верно подмечал – Булгаков талантливый писатель, а таких в Союзе не так чтобы много, и превращать его в мученика за идею бестолково. Далее следовал обязательный для того времени пассаж про «врага или уничтожать, или перевоспитывать, но этого я предлагаю перевоспитать».
Ну и суть проблемы – «жить нечем». А как решение – Булгаков якобы очень хочет встречи со Сталиным.
Видимо, как раз для «скорейшего перевоспитания».
Но перевоспитался ли Булгаков?
Если вспомнить эпизод из его романа «Мастер и Маргарита» про «обезьяний джаз» – конечно, нет…
Ответ на мой запрос, сгенерированный ИИ, простирался и дальше, но я прервал чтение, чтобы немного перевести дух. Возможно, мне просто хотелось отвлечься от текста, погружавшего меня в неведомую атмосферу 30-х годов, которая коконом окружила меня в кабинете. Возможно, сумасшедшая смесь прошлого и будущего, реальности и фантазии сплеталась в слишком пестрое полотно, чтобы осмыслить его целиком.
Интересно, как много по-настоящему здравых выводов может сделать подобная нейросеть из смеси ложных и правдивых фактов?
Раскурив сигару и вернув тем самым себе ощущение настоящего, я продолжил чтение, глядя на экран компьютера.
…Разве этот эпизод из «Мастера и Маргариты» не является, как модно говорит ныне живущая молодежь, «косплеем» сцены из «Веселых ребят», где танцуют одетые в лохмотья, промокшие до нитки музыканты?
Их кривляния отвратны.
А их джаз – виртуозен.
Чем не бал при дворе у Воланда? Отпетые мерзавцы играют прекрасную музыку…
И это не единственный эпизод книги, который кажется клоном сцены из фильма Александрова.
И «оркестр человек в полтораста», и переклички литературного варьете, и приезд иностранного артиста, – всё это есть в «Веселых ребятах».
Сцена драки музыкантов – снова бал Воланда.
Тут, думаю, и спорить бессмысленно.
Многие годы спустя, полагаю, невероятно сложно представить, что всё это – и «Веселые ребята», и «Мастер и Маргарита», и Сталин – существовали в одну и ту же эпоху, в 30-е годы ХХ века.
Но я видел это фактически своими глазами и могу подтвердить, что так оно и было.
С той лишь поправкой, что всё это были танцы на краю бездны. И если фильмы Александрова как бы пытались загородить ее собой, ужимками и танцами защищая нас от душераздирающего зрелища разверзшегося ада, то Булгаков в «Мастере и Маргарите», напротив, будто откидывал в сторону безразмерный тент, которым была накрыта бездонная нора, ведущая в самое сердце Преисподней.