Помощница капитана. Книга 1 - стр. 9
Правда, природа в этих местах была суровой и не отличалась разнообразием: почва неплодородная, топи и болота куда ни посмотри, непроходимый северный лес. Основателя, впрочем, не волновали трудности. Он видел берега Ладоги весной, когда появлялись первые цветы и первые ростки травы пробивалась через мерзлую землю, берёзовые рощи оказывались в ярко-зеленом облаке листвы, и трели птиц слышались в них. Люст-Эйланд назывался остров, где заложили первые камни форта, с которого начали строить пояса обороны для нового ромейского города. Рассказывали, что при первой копке для закладки фундамента Основатель сам вырезал два пласта дёрна и положил их крестообразно, а затем, сказав: «Здесь быть городу». Затем включился в работы по строительству рва, который должен был окружать крепость. Кое-кто рассказывает ещё, что как раз в этот момент в небе показался грифон и стал кружить над будущим царём. Однако никто из ныне живущих не мог бы это ни опровергнуть, ни подтвердить.
Зато довольно точно знали все, что в работах по строительству крепости принимали участие в основном пленные захватчики. Фронт работ был большой: необходимо было вырубить лес, осушить болота, убрать падающие ветки и выкорчевать корни. Построить жилища и прорыть каналы. Работа не прекращалась даже тогда, когда начинался бой.
Для обеспечения водоснабжения форта через весь остров с севера на юг вырыли канал – первый из множества каналов, испещрявших теперь Шлиссельбург. По берегам его тянулись четыре ряда дощатых казарм для солдат, а недалеко от них – жилища коменданта и его помощника, военный и продуктовый склады, арсенал. Окружали посёлок насыпной вал, система радаров и башен противоракетной обороны. А на центральном бастионе был водружён флаг, в праздники сменяемый штандартом – жёлтым знаменем с ромейским грифоном посреди полотна.
Чтобы Основатель мог контролировать постройку, для него рядом с защитными стенами поставили небольшой домик, в котором вряд ли стал бы жить кто-то из нынешних дворян: было в нем две комнаты, разделённых маленьким коридором и кухней, а из всех декораций только холст, который обтягивал стены, и нарисованные на входной двери лилии.
Через некоторое время город окружили бревенчатые дома, выстроенные где придется, приземистые и без дворов, выходившие прямо на улицу. Если мимо проходила повозка, то из-за зыбкости почвы стёкла дрожали, и вся утварь подпрыгивала на полках. Впрочем, железной техники мостовые не выдерживали и теперь. Улицы тогда ещё не имели названий, дома были без номеров, так что приезжий не мог отыскать ничего. Всё это, впрочем, простояло недолго и превратилось в угли после одной из первых удачных атак врага.
Город разрастался медленно, как во второй, так и в первый раз. Все понимали, что земля эта по большому счёту всё ещё была ничьей, и предпочитали прятаться на кораблях, которые в любой момент могли бы разбежаться вдоль ветров. Город к тому же частенько называли «пустынями, полными только болот и слез» – и в этом была ещё одна причина не переезжать сюда.
Впрочем, Основатель не собирался отступать: череда указов предписывала всем, кто имел офицерский чин, завести дома в новой столице, а некоторым – даже два. Поселенцам предписывалось не только возводить дома из камня, но и жить в них постоянно – кроме, разумеется, случаев, выделенных другими указами императора. Однако невыносимые условия жизни в Шлиссельбурге приводили к постоянным побегам. Впрочем, царские гонцы быстро ловили беглецов.