Помощница для профессора - стр. 15

А дома… Все было как обычно.

Это мать на работе, сестра втыкает в ролики бьюти-блоггеров на планшете. А Павлик тут как тут, стоит только, звякнув ключами, войти в узкий коридор нашей двушки.

Стоит над душой, тянется за чем-то на дальних полках в прихожей, что якобы срочно понадобилось вот прямо сейчас. А сам так и норовит случайно коснуться любой моей части тела. Задеть локтем грудь, потереться бедром о задницу. Что угодно, лишь бы помацать.

Я эту фишку давно просекла. Поэтому, как только он нарисовался рядом, тут же шарахнулась в сторону, выставив перед собой дверь ванной, словно щит.

— Да чего ты, как неродная, — проворчал Павлик. — Не видала мою ветровку? Побегать хочу вечером.

— Ага, рассказывай.

Закрылась в ванной и смыла остатки косметики, причесала высохшие соломой волосы. Прислушалась — вроде ушел, и сама вышла. Так и есть, занял свое любимое место кресло в проходе. Ноги в трениках расставил широко, а костлявую голую грудь выкатил колесом. Захочу пройти в комнату и обязательно придется протискиваться мимо него. Все, как всегда.

От редких волосков на впалой груди тут же тянуло блевать. Но сам Павлик никогда не стеснялся ходить дома без верха, считал, что он в отличной форме для своих лет. И нам в жару советовал не мучиться, не париться с этими поролоновыми лифчиками. Ага. Как будто мы не знали, зачем он раздавал такие советы.

Так уж повелось, что мы жили в дальней комнате, а мама с отчимом в смежной, и нам с сестрой всегда нужно было пройти через их комнату. Павлика проходной двор никогда не смущал. Он мог сидеть хоть в трусах и только говорил: «Ой, да чего ты, как неродная? Иди куда шла, не смотрю я на тебя».

А сам умудрялся облапать глазами так, что будь на тебе хоть мешок, хоть шуба, ничего не спасло бы. Даже кусочка голой кожи я не хотела ему показывать. Таня вот не парилась, а я не могла. Меня аж передергивало, когда чувствовала на себе его взгляд.

А жаловаться было бесполезно. Когда мама появлялась дома, она хотела только спать.

Когда врачи поставили крест на карьере Павлика, как футболиста, этот несостоявшийся Рональдо теперь никак не мог определиться, чем же ему заняться.

— Понимаешь, Свет, не лежит у меня душа к этому, вот не могу и все, — говорил он маме после очередного провала на собеседовании.

Или:

— Ой, я бы и рад, Свет, но там же ходить столько надо! А у меня колени, ты же знаешь.

Травму колена можно было вылечить. Поэтому Павлик и разузнал все, что мог, едва ли не про все клиники Москвы. Да вот смысл? Денег на операцию и лечение у него все равно не было. Ведь сам он нигде не работал, а мама работала сразу на трех.

Мы с Таней тоже устроились, как только нам стукнуло по шестнадцать. Сначала официантками на лето, потом Танька решила не получать высшее, быстро отучилась на курсах и теперь делала маникюр в ближайшем салоне красоты.

Я же твердо решила не забивать на учебу. Но вопрос денег для меня стоял как никогда остро. Мне было уже двадцать. И я мечтала жить отдельно.

Так, чтобы можно было ночью, если захотелось пить, спокойно дойти до кухни, а не выглядывать сначала в щель, чтобы разведать обстановку. Не ходить дома одетой с головы до ног. Не шарахаться случайных прикосновений.

Наша мама частенько брала ночные смены, ведь за них платили лучше. А Павлик… Ну это Палик. Он ничего не стеснялся. И даже в ночное время мы его личной жизни перед телевизором ни капли не мешали.