Помор - стр. 33
– Всё спустил? – ухмыльнулся Туренин.
– Даже шпоры! – захохотал ковбой.
Мало‑помалу пассажиры занимали места. Показалась хрупкая, миловидная женщина в сером дорожном платье. Глаза её подозрительно шарили вокруг, то и дело ширясь от испуга, а руки крепко сжимали сумочку.
Вошёл дородный, сопящий фермер с окладистой бородой, щеголявший в синих домотканых штанах с нашитыми сзади и на внутренних сторонах икр кусками жёлтой оленьей кожи. Из голенища высокого сапога у него торчала роговая рукоять охотничьего ножа, на поясе висела кобура, едва вмещавшая настоящую пушку – здоровенный «милс» 75‑го калибра, – а толстые и короткие пальцы постоянно оттягивали новенькие подтяжки и щёлкали ими.
Появился офицер‑кавалерист в синей форме и скрипучих сапогах. Он учтиво поклонился испуганной женщине с сумочкой. Последним сел крупный мужчина лет тридцати. Чернявый, с аккуратной бородкой и усами, с лицом загорелым и обветренным, он смахивал на мексиканца, а одежда его – серый костюм из тонкого твида и чёрная плантаторская шляпа – указывала на состоятельность. Голубино‑сизый жилет чернявого пересекала массивная золотая цепочка часов, на которой висели брелки – самородок и лосиный зуб, оправленный в золото. Багаж пассажиру соответствовал – это были два мешка, рюкзак и деревянный ящик, обитый железными полосками.
«Деньги везёт, наверное», – подумал Чуга, поудобнее приваливаясь к собственному мешку, и задремал. Свисток паровоза перебил ему сон, но из дрёмы так и не вывел. Поезд тронулся, вагон покатился, перестукивая, и помор заснул ещё крепче.
Проснулся он утром, лёжа на диванчике, вытянув ноги в проход. Солнце ярко светило, дым паровоза за окном летел себе мимо, рассеиваясь в чистом воздухе. Уползали назад перелески да речушки, пшеничные поля да одинокие фермы. Крякнув, Фёдор сел и протёр глаза. Ларедо задумчиво глядел на проплывавшие пейзажи. Павел сидел напротив и улыбался.
– Как спалось? – спросил князь.
– Вашими молитвами, – буркнул Чуга, чувствуя, как ломит во всём теле. Приучила его Олёна к перинам пуховым да к соломенным тюфякам, вот и изнежился…
Шейн, оглядываясь на чернявого, склонился, заговорщицки подмигнув.
– А ящичек‑то тяжёленький, – проговорил он. – Деньгу, надо полагать, везёт, и немалую. Может, мы его… того? А?
– Рискни, – зевнул Фёдор, не принимая Ларедо всерьёз. – А меня уволь…
– Ну как хотите, – разочарованно протянул Шейн, откидываясь на спинку.
Между тем паровоз издал гудок, приближаясь к станции, маленькому домику красного цвета. Сразу за путями тянулась пара улочек городишки, приткнувшегося к железной дороге.
Вагоны подтянулись к перрону – платформе футов шестьдесят длиною,59 грубо сколоченной из досок, – и замерли. Протяжно закричал кондуктор:
– Стоянка двадцать минут!
Чуга нашарил взглядом Шейна и сказал:
– Лопать пойдёшь?
– Не‑а… Вы уж сами как‑нибудь.
– Что, всё до цента спустил?
– Ну‑у… Где‑то так.
– Ладно. Мы сбегаем перекусить и тебе чего‑нибудь притащим.
– Уговорили! – ответил Ларедо с ухмылкой.
Постоялому двору с парусиновыми перегородками, где по двое спали на одной кровати, название «Гранд‑отель» не шло, но кормили тут прилично. Над дверями пристройки, выходившей к перрону, красовалась вывеска «Кухня Беккет», сулившая обед за пятьдесят центов.
Столовая занимала узкую и длинную комнату с белёными глинобитными стенами. Внутри располагались пять или шесть столиков, застеленных несвежими скатёрками в красно‑белую клетку, и один длинный стол со скамейками по сторонам.