Полюс Доброты - стр. 60
Она сидела на рюкзаке под разлапистой елью, укрывшись от разбушевавшейся пурги шалашом из еловых лап - научилась этому у адаптов. Ветер в «шалаш» почти не проникал, и следить за тем, как кружит по поляне снегопад, Эри даже нравилось.
На вершине пригорка, прямо посредине, тоже выросла елка. Одна-единственная – стройная, изящная, с пышными ветвями и устремленной ввысь макушкой. Снежные языки облизывали ее, будто танцуя вокруг замысловатый танец.
- В лесу родилась елочка, - прошептала Эри, - в лесу она росла. - Подумала, что в детстве представляла себе лесную красавицу из песенки именно такой.
На Новый Год в Бункере, в столовой, обязательно появлялась елка. В детстве Эри была твердо уверена, что ее приносит Дед Мороз. Годам к семи начала сомневаться и подглядывать за взрослыми. Когда вывела их на чистую воду – она вспомнила вдруг, с какой дурацкой обидой рассказывала о своих наблюдениях Григорию Алексеевичу – тот улыбнулся, подмигнул и поздравил Эри с тем, что теперь она тоже взрослая. И может помогать устраивать праздник для малышей – наряжать елку, украшать столовую и заворачивать в красивую бумагу подарки. Эри посвящением во взрослые страшно возгордилась, и в ближайшие три года – до тех пор, пока не подросли следующие догадавшиеся, в Бункере не было более ретивой украшательницы, чем она.
Елку привозил в Бункер пожилой ремесленник Тимофей. По полночи проводил в лесу, разыскивая достойную детского праздника красавицу. Даже когда изменился климат, и удушливая жара сменилась морозом и снегопадами, «налаживал» специально сконструированные санки, прицеплял к ногам широкие охотничьи лыжи и уходил в лес.
Эри однажды слышала, как Вадим Александрович отчитывает Тимофея:
«Тимофей Степанович, бога ради! Ну кому нужно это геройство, в ваши годы бродить по лесу? Неужели нельзя нарядить искусственную елку, мы ведь нашли в институтских лабораториях целых две! Обе прекрасно сохранились, одна даже наряженная, уже с игрушками – до сих пор помню, как радовался Михаил Натанович, когда ее принес… Ну, чем плохая елка?»
«Хорошая, - соглашался Тимофей. С начальством он никогда не спорил. – Помру – наряжайте что хотите, хоть кактус с оранжереи. А пока я жив, детишкам будет радость. Оно ж настоящее! Лесом пахнет. Праздником».
«А то, что потом это «настоящее» желтеет и умирает, вас не беспокоит? – сердился Вадим. – Каждый год мы выбрасываем загубленное дерево. Каждый год! Если бы вы их не трогали, уже бы целая аллея набралась».
«Елок вокруг полно, - ворчал Тимофей, – а детишкам счастье. Где еще-то живого лесу понюхают?.. Как хотите, Вадим Саныч, а я пошел».
И, впрягшись в самодельные санки на полозьях из алюминиевых полос, решительно устремлялся в лес.
Пожилой ремесленник «трепотню» вообще не любил. Тихо, спокойно делал то, что полагал должным. Так и умер – нагнувшись к заевшему приводу токарного станка, посмотреть «что там за дрянь», и больше не разогнувшись.
«Сердце», - сказал тогда Вадиму Григорий Алексеевич.
Взрослые были слишком ошарашены бедой, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг. Эри не отгоняли, разговор она слышала.
Тот год был последним годом настоящих елок. После смерти Тимофея в столовой ставили искусственную. Эри тогда очень горько плакала, если бы могла, в следующий Новый Год сама сбежала бы в лес! Но санки на алюминиевых полозьях, по настоянию Григория Алексеевича, поставили на могилу Тимофея.