Полюби меня такой. Книга 2 - стр. 32

- На следующей неделе нам надо поприсутствовать на благотворительном вечере, - меняет тему отец, читая сообщение в телефоне. – Сплетни нехорошие пошли, так что надо появиться в полном обмундировании и заткнуть всем рты.

- Надо, так надо, - вяло отвечает Даша.

- С кем детей оставим? – интересуется у нас.

- Я могу посидеть, - вставляет Марина.

- Мариш, нам надо всем там появиться, - прибивает её к стулу отец. – Откосить могут только дети и Вадька. И то, он и так откашивает последний год. После двадцати ему тоже придётся натягивать улыбку и покорять высшее общество.

- Машку позовём и маму мою, - задумчиво потирает подбородок Дарья. – А для контраста Веру Павловну привезём. Соединим лёд и пламя.

Переглядываемся с Риной, и она густо краснеет. Прячу в кулак улыбку, но это не остаётся без внимания.

- Что? Со льдом играли, детишки? – ржёт отец, загоняя в краску Рину ещё больше.

- Макс! Ты как был пошлым, американским придурком, так им и остался! – журит его Дарья.

- А что поделаешь, если американское половое воспитание очень сильно отличается от медвежьих танцев с балалайкой, - забрасываю в корзину смущения ещё один шарик. – У нас родители презервативы вместе с завтраком заворачивают с двенадцати лет, а в школе учат их натягивать и стягивать.

Ржём с отцом на пару, заставляя покраснеть и Дарью с Алькой. Вот и сидят за столом три красные помидорки и два ржущих американских придурка.

18. Глава 18

Марина

На шопинг за нарядами выбираемся за два дня до ужина. Мама крутится в тёмно-зелёном платье с открытыми руками, воротником стойкой и струящейся длинной юбкой, подчёркивающей всё ещё стройную фигуру. Глядя на неё, не скажешь, что ей сорок один год, и она родила четвёртого ребёнка. Тридцать три, это тот максимум, который ей дашь, и то, с натяжкой.

Я выбираю бледно-голубое платье, сочетающееся с моими глазами, длиной до колен, на тонких лямках и с прозрачным палантином того же оттенка, цепляющегося за лямки. Просто, элегантно и сексуально. Мужчины, увидев нас, открыли рты и зависли на несколько минут. Из заморозки их вывел визг Дины, намекающий на слишком крепкое сжатие.

В день Х в квартиру врывается какая-то Людочка, снося Макса и хватая маму за руку.

- Ну что ты сидишь, Дарья?! – на высоких децибелах звенит Людочка. – Столько дел! Столько дел! А ты приклеилась к кухне! О! Это Марина?! Красавица! Будет, после моей работы!

Схватив и меня, этот ураган тащит нас в гостиную, запретив мужчинам заходить. Следом за монстром с расчёсками приезжают тётя Маша с Тимуром и бабушка Люда. Пока Маша восхищается малышами, тиская то одного, то другого, бабушка, как всегда, брызжет ядом в сторону Макса и его, некстати, прилетевшего сына. У неё всегда был дерьмовый характер, наверное, и четыре мужа сбежали, не выдержав прессинга с её стороны. Но Макс уверенно держит оборону, переводя её колкости в шутку. Через час водитель привозит бабушку Веру, чем усиливает противостояние Макса против яда. Бабушки не терпят друг друга, поэтому баба Вера приняла Макса на зло бабе Люде и осталась полноценным членом нашей большой, дружной семейки.

Спустя четыре часа мучений, выползаю на кухню, держа себя прямо на десятисантиметровых шпильках. Не люблю возвышенную обувь, и ноги мои её не любят. Джей расплывается, как чеширский кот, Макс подскакивает к идущей за мной маме, окутывая её руками и горячо шепча на ухо очередные пошлости, а бабушкам достаточно сказать “Фас!”, и на кухне начнутся бои старушек с выдиранием волос и выцарапыванием глаз. Машу, Алю и детей на кухне не нахожу. Из этого делаю вывод, что они сбежали от бабкиных перепалок в детскую.