Полюби меня такой. Книга 2 - стр. 17
- Два сломанных ребра, ушиб грудной клетки, несколько внутренних разрывов влагалища, - звучит монотонный голос осматривающего врача. – Марине повезло. Вы вовремя успели. Сегодня оставим здесь. Завтра с ней психолог поработает. Всё будет хорошо, Максим Валерьевич. Она молодая, сильная. Справится.
- Что с … другим пациентом? – выдавливает отец.
- Там всё хуже. Множественные переломы. Сейчас просветим, посмотрим, что внутри…
- В сознании? – прерывает отец.
- Пока да, - испуганный ответ.
Ничего больше не говоря, отец проходит в палату. Оттуда торопливо выбегает персонал, плотно закрыв за собой дверь. Через несколько минут отец выходит с посеревшим лицом и сжатыми кулаками.
- Он больше не приблизится к Марине и Лёше. Документы на развод и отказ от ребёнка подпишет и исчезнет. Заявление в полицию на тебя писать не будет. Я домой, успокаивать жену и детей, - устало потирает виски́.
- Па, я останусь здесь.
Он внимательно смотрит на меня, кивает, похлопав по плечу, и молча уходит. Этот вечер всем надо переварить, осмыслить и жить дальше.
В палату к Рине захожу с замиранием сердца. Она такая маленькая, худенькая, потерянная в пространстве кровати. От руки тянется капельница, от монитора – куча проводов. Рассечённая губа с наливающейся фиолетовой гематомой на пол-лица, опухший нос с неотмывшейся до конца кровью под ним, перетянутая бинтами грудь.
Говорят, мужчины не плачут. Неправда. По крайней мере, я сижу рядом с кроватью и заливаю больничную палату слезами. Я не справился. Я не уберёг свою женщину от этого кошмара. Сквозь мокрую пелену смотрю на бледное личико, ловя малейшее движение бровями, ресницами. Она спит, накачанная успокоительными и анальгетиками. У меня в глазах та жуткая картина. И до сих пор хочется чувствовать руками кровь и треск костей.
10. Глава 10
Марина
Выплываю из забытья на пикающий, противный звук. Тело ноет, как после перемолки в комбайне. Каждый вздох отдаётся резкой болью в груди, тянущая тяжесть внизу живота, голова раскалывается то ли от писка, то ли от запаха лекарств. Открываю глаза и встречаюсь взглядом с любимой Доминиканой. В них столько нежности и сожаления. Чёрные круги под глазами, тёмная щетина, оккупировавшая лицо моего мужчины, ссутулившиеся плечи. Но он всё равно самый родной и красивый.
- Джей… Спасибо, что успел… - слова даются с трудом. Шепчу пересохшими губами и не могу оторвать от него взгляда. – Спасибо, что спас…
- Я не успел, - качает головой, и в глазах появляется тоска. – Я не смог тебя спасти от этой мрази. Но я всё сделаю, чтобы больше никогда тебе не было больно. Ни на шаг не отпущу.
- Мой американский герой, - пытаюсь улыбнуться разбитой губой. – Не отпускай. Только дай попить.
Небольшой глоток воды раздирает горло. Боль в теле накрывает очередной волной усталости. Засыпаю от лёгкого поглаживания руки, такого успокаивающего, обещающего, что теперь всё будет хорошо.
Следующий всплыв с глубины сознания сопровождается только болью в груди. Низ живота слабо даёт о себе знать, а в голове, кроме тумана, ничего не осталась. Думать и пережёвывать о случившемся никаких сил нет. Жалею, что вышла за Андрея замуж? Нет! Он подарил мне Алёшку! Жалею, что не рассмотрела его гнилую душонку? Да! Если бы знала, давно развелась и привлекла бы к процессу Максима! А всё, что случилось – плата за ошибку. Большая плата, но, в сравнении с мировым уровнем, незначительная. Поэтому основная задача забыть и не омрачать этим дальнейшую жизнь. В спокойном смирении я пошла в мать. Она всю жизнь всех прощает и высасывает счастье из любой хрени. Мать её постоянно только ремнём воспитывала – ей было тяжело справиться с большим количеством детей, брат бухал и руки распускал – плохая генетика, муж гулял и не уважал – недостаточно любви и ласки со стороны жены. А так, все вокруг белые и пушистые. Просто обстоятельства мешают проявиться пушистым качествам. И я такая же дура. Но так легче оберегать душу от окружающего дерьма.