Польское наследство. третья книга Русской Тетралогии - стр. 4

– Кис-кис, – позвала Сорсьер, но никто на ее зов не откликнулся. – Ну и леший с тобой, – добавила она по-славянски. Перейдя неожиданно на саксонский, объяснила, – Редкая мерзость, этот наш кот. Но надо отдать ему должное – мышей нет, всех распугал. Прямо не кот, а Базиль Болгаросокрушитель.

Неподалеку от ложа оказалась еще одна дверь.

– Посиди здесь, я сейчас, – велела Сорсьер, указывая Стефану на шез – и скрылась за дверью.

От нечего делать Стефан стал разглядывать потолок и стены – грубой отделки. Все функционально и уныло. И то сказать – дерево. Побывав в детстве в Риме, Стефан хорошо помнил красивые линии, орнаменты, изящество каменных построек. На севере холодно, строить из камня не с руки. Ходили слухи о новгородском умельце, с благоволения правителя изгиляющемся с большим размахом, лихо сооружающем деревянные конструкции по всем правилам античной архитектуры – что ни вход, то портик, что ни сход стены с потолком, то карниз, фриз, и архитрав, но верилось во все это плохо. Нет, так красиво, как в Риме, на севере не построишь, да и секреты древние утеряны – особая известка, то, се – а тут так и будут стоять деревянные мезоны, и прогнивать от влаги, каждое утро поднимающейся с реки, и каждый второй день моросящей с неба.

– Зайди, – сказала, высунувшись в дверь, Сорсьер.

Стефан, чуть поколебавшись, шагнул внутрь – оказалось – умывальной комнаты. Высокий потолок, и окна под самым потолком – чтобы с улицы никто не заглянул. А Сорсьер в одной лишь длинной рубахе до полу, босая. Кругом какие-то массивные предметы из дерева, несколько ховлебенков. В огромной печи горел огонь, в помещении было тепло, приятно. Над огнем помещалось на металлических брусьях нечто вроде гигантского котелка – или небольшого котла – странной формы. Огонь, очевидно, развели здесь заранее – от котла шел пар. Четыре прямоугольных ящика из толстых досок, что-то среднее между уменьшенной копией кнорра (богатые дети играют, катаются вдоль берега) и кормушки для скота, стояли рядышком.

«Лохань», вспомнил Стефан, славянский вариант греческого «лакане».

– Возьми вон тот бочонок, – велела Сорсьер. – И неси его сюда.

– Зачем? – удивился Стефан.

– Увидишь.

Пожав плечами, он подволок массивный бочонок к лоханям.

– Лей половину в крайнюю.

Немного подумав, Стефан приподнял бочонок и отлил из него половину – холодная вода.

– Теперь вот в эту, – Сорсьер указала на лохань, стоящую рядом.

– Мы белье будем вместе стирать? – осведомился Стефан. – Ты – прачка?

Сорсьер засмеялась – звонко, мелодично, искренне. Стефан тоже хохотнул.

– Лей, не бойся.

Следующий приказ Сорсьер озадачил Стефана.

– Подкати лохань к печи.

Порассматривав лохань, он обнаружил, что стоит она на небольшой но прочной скринде – как уменьшенная копия скринд, на которых купцы и вояки тащат кнеррир от одной реки к другой.

– Берись вон за тот рычаг. Возле котла. Правильно. Наклоняй котел, но только осторожно, не ошпарься.

Потянув рычаг, Стефан увидел, как котел наклоняется.

– Осторожнее!

Кипяток хлынул в лохань.

– Хватит! Стой!

Стефан выпустил рычаг. Качнувшись, котел встал на место.

– Откати лохань, подкати вторую.

Теперь в обеих лоханях была теплая вода.

Сорсьер вручила Стефану глиняную кружку, до краев наполненную какой-то подозрительной слизью.

– Что это?