Полосатый рейс (сборник) - стр. 45
– Нет, я от этой девки с ума сойду – это как минимум…
Верка сидела на кровати и с недоумением смотрела на то, как Сажин укладывает на пол тюфячок. В открытое окно вливались звуки знойного танго. Не такой уж была Верка сложной натурой, чтобы нельзя было разгадать по выражению лица ее мыслей. А думала она, глядя на действия Сажина: «Неужели этот чудак вправду собрался лечь спать отдельно?»
Между тем Сажин, выкладывая бумаги из кармана френча, достал и билеты в кино, которые не мог найти.
– Вы ложитесь, Сажин?
– Да. И вам советую. Поздно.
– А у вас папироски не найдется?
– Вы разве курите?
– Бывает. Когда есть с чего.
– Возьмите на подоконнике. Я набил вчера.
Верка закурила. Легла на кровать поверх одеяла.
– Я не смотрю, – сказал Сажин, – можете раздеться.
– А зачем? И так полежу… Как Божья Матерь.
– Я потушу? – спросил Сажин.
– Тушите, – с некоторой иронией ответила Верка.
И в комнате стал виден только огонек ее папиросы.
В Посредрабисе дел было невпроворот. К повседневным заботам – формированию концертных бригад, трудоустройству технического персонала, организации выступлений и поездок на коллективных началах – на «марках» вместо твердых ставок, к разбору бесконечных трудовых конфликтов – прибавились еще киноэкспедиции.
Их было в Одессе уже две, когда приехала третья.
Сажин увидел ее, идя утром на работу. Как и все прохожие, он остановился и глядел на шумный кортеж извозчичьих пролеток, двигавшихся со стороны вокзала. Нагруженные чемоданами, корзинами, ящиками, осветительными приборами, зеркалами и отражателями, пролетки двигались медленно, и сидевшие в них молодые люди перекрикивались, чему-то смеялись, что-то передавали «по цепи».
– Киношники приехали! – слышалось в толпе. – Мало нам своих, одесских!..
– Все мальчишки, ни одного солидного человека!..
– А этот лохматый, интересно, кто у них? Бухгалтер, что ли?
– Режиссер, говорят.
– Бросьте. Такой режиссер? Смешно.
– Это Эйзенштейн, что вы, не читали?
– Представьте, не читал.
В Посредрабисе Сажин застал Полещука, сидящего на своем месте. Посетителей еще не впускали.
– Там вас в кабинете Угрозыск дожидается, – сказал Полещук. – Они тут задержали иллюзиониста Назарова.
В кабинете Сажина действительно находился сотрудник Угрозыска Свирскин, милиционер и седенький старичок иконописной внешности в старомодном сюртуке.
– Кто это, по-вашему? – спросил Свирскин.
Сажин посмотрел на старичка.
– Назаров. Иллюзионист.
– Верно. А вы знаете, какие такие иллюзии показывает этот Назаров-Белявский-Куколка-Костромич-Рыбка-Пузырев? Медвежатник это. Отпетый медвежатник. Сейфы вскрывать – вот его иллюзии. А вы ему добренькие справочки даете – артист.
– Это действительно правда? – обратился к старичку Сажин.
Тот пожал плечами:
– А что это такое – правда? Вы знаете? У Господа нашего Иисуса Христа одна правда. У Моисея другая. Магомет отрицает обе, а ваше ВКП(б) объявляет все их правды опиумом для народа.
– Ну вы, Назаров-Пузырев, собачью эту чепуху тут нам не разводите, – сказал Свирскин, – четыре сейфа за один только этот месяц… Магомет… В общем, пошли. И учтите, Сажин, я доложу, что у вас тут за артисты вшиваются.
Звонок оторвал Полещука от работы, и он вошел к Сажину.
– Скажите, товарищ Полещук, каким образом мы можем выяснить, кто у нас действительно артист, а кто примазался?