Полонез - стр. 3
– Ну, с этим ясно, – подытожил Каминский. – А теперь главное. Кого-нибудь из них знаешь? Вот эту женщину, к примеру?
С этими словами указал на труп. Староста мельком посмотрел на тело несчастной, на голые ноги и грудь в синяках и кровоподтёках. Пристально вгляделся в искажённое запрокинутое лицо с разбитым ртом, открытым в безмолвном крике. Отвернувшись, вытер глаза.
– Знаю, как не знать, – выдавил он и снова полез за кисетом.
– И кто же она?
– Кристя это. То есть Кристина Вансовская. Её отец торгует бакалеей. Свой магазин недалеко от костёла. Хорошая была девушка, ещё незамужняя, упокой господи её душу…
– Ну а мужчина кто? Может, и его знаешь?
– Знаю, – безучастно откликнулся староста. – Только это не наш, не местный.
– Кто же тогда?
– Он вообще русский. Чиновник какой-то из Варшавы. Из канцелярии наместника.
Каминскому очень захотелось ослышаться.
– Русский чиновник? Из канцелярии графа Паскевича? – переспросил быстро.
– Ну да.
– Так какого чёрта… в смысле, как он тут у вас, в Калушине, оказался?
– Ясно как. К Кристе приехал.
Оказывается, несколько месяцев назад этот самый чиновник, инспектируя поветы Мазовецкого воеводства, приехал в Калушинское гминство. Здесь случайно познакомился с Кристиной и влюбился по уши. Она тоже. С тех пор приезжал в Калушин раз в две-три недели и встречался с девушкой. Так-то собой человек видный, нестарый и вроде не бедный. Но вот беда – русский… Правда, по отцу. Мать-то полька, из Варшавы. Он и по-польски говорил, как на родном языке. Полукровка, значит. А всё одно – русский.
– Вансовские, понятно, не хотели, чтобы дочка встречалась с москалём, – уныло бубнил староста. – Невместно же польской девушке с русским якшаться. Но от дома ему не отказывали. Попробуй откажи, если при самом наместнике служит. В городе тоже косились. А Кристя и слушать ничего не желала. Мол, скоро поженимся и уедем в Россию. Светилась вся. Одно слово, – баба. Коли втюрится, так хоть кол на голове теши! А ведь предупреждали её, что добром не кончится…
Хлюпнув носом, замолчал. От клокотавшего внутри бешенства Каминский на миг прикрыл глаза.
– Предупреждали, говоришь? – переспросил чуть ли не шёпотом. – Ну, теперь молись, староста. Добром точно не кончится. – Не выдержав, гаркнул: – Да Паскевич за своего чиновника тут камня на камне не оставит! Считай, что на весь Калушин уже кандалы заготовлены!
Побагровевший староста, задыхаясь, рухнул на колени. Умоляюще протянул к следователю руки.
– Богом святым клянусь! – прохрипел сквозь надсадный кашель. – Мы-то что… Мы-то здесь при чём?
– А кто девушку с чиновником сгубил? Кто? Дух святой, что ли?
– Да не мы это!.. Мы тут люди мирные, тихие…
– Это ты по пути в Сибирь медведям будешь рассказывать!
Староста беззвучно заплакал, хватаясь за грудь. Каминский перевёл дух и продолжал тоном ниже:
– «Ни при чём», «тихие, мирные»… Это не разговор, – схватив старосту за шиворот, поднял с колен и повернул к трупам. – Смотри, старик, хорошенько смотри!.. Городишко крохотный, людей наперечёт. Вот и скажи мне: кто зверство сотворил? Это ж не убийство даже, это какое-то жертвоприношение… Кто из ваших на такое способен?
– Из наших никто, – тихо и твёрдо сказал староста. Помолчав, добавил: – Это другие сделали…
Взяв старика за плечи, Каминский слегка встряхнул. Посмотрел прямо в глаза: