Полонез - стр. 11

В кафе вечером людно, однако довольно тихо. Публика чистая, степенная, пьют умеренно, стало быть, и на крик не срываются. Заняв крохотный столик у окна, мы садимся, причём мой визави пальто снимает, а я своё лишь расстёгиваю. Не хватает, чтобы «Ле Паж» на глазах у публики вывалился из кармана.

– Слушаю вас внимательно, – говорю незнакомцу после того, как официант принимает заказ на кофе и коньяк.

– Да, конечно… Только не знаю, с чего начать.

– Начните с простого, – советую я. – Например, назовите имя.

– Войцех меня зовут. Войцех Каминский.

– Чем занимаетесь, пан Каминский?

– Двадцать лет прослужил следователем Миньской поветской прокуратуры в Мазовецком воеводстве, а недавно вышел в отставку.

Внимательно смотрю на него.

– Миньская поветская прокуратура, – повторяю задумчиво. – Солидно… А почему вышли? Возраст у вас ещё вполне служивый. С начальством не поладили?

– Напротив. Начальство против отставки возражало.

– Здоровье не в порядке?

– Да нет, грех жаловаться.

– Ну, тогда ваше здоровье. Его много не бывает. – Поднимаю рюмку с коньяком, отхлёбываю. – Значит, семейные обстоятельства?

– Какие там обстоятельства. Я человек одинокий.

Я развожу руками.

– Сдаюсь! Ну, не томите. Выкладывайте уже, почему бросили службу и уехали в Париж. Неужели решили послужить святому делу освобождения Польши от русского гнёта?

Каминский пожимает плечами.

– В каком-то смысле да, хотя и не всё так однозначно. Не знаю, поймёте ли…

Машинально попивая кофе, он принимается рассказывать свою историю. Если отвлечься от деталей, суть её такова.

Весной нынешнего года Каминский расследовал двойное убийство в городишке Калушин. Погибли русский чиновник из канцелярии наместника и его невеста, местная девушка-полька. Их лишили жизни с изощрённой, можно сказать, дикой жестокостью…

Бывший следователь скупо делится подробностями преступления. Видно, что ему тяжело вспоминать картину, которую пять месяцев назад увидел в заброшенном доме на краю Калушина. А мне тяжело слушать. Ах, как тяжело… Но я слушаю, уставившись взглядом в чашку, чтобы скрыть нахлынувшее волнение.

– Невероятно, – говорю наконец, не поднимая глаз. – Деяние прямо-таки дьявольское. В чём были виноваты эти несчастные?

– Русский чиновник провинился в том, что он русский. А девушка в том, что полюбила москаля.

– И это всё?

– Для «народных мстителей» вполне достаточно.

– Вы уверены, что это были именно они?

– Я это установил.

– И значит…

– Фактически это была казнь. Показательная расправа, от которой содрогнулась вся округа. Если хотите, урок на будущее для каждого, кто хотя бы доброжелательно посмотрит на русского.

Даю официанту сигнал повторить коньяк.

– Ну, предположим, – говорю я, вертя в пальцах рюмку с тёмно-золотистым напитком. – Однако пока не вижу связи между расследованием убийства, вашей отставкой и прибытием в Париж.

– Я же говорил, что не уверен, поймёте ли вы меня…

По горячим следам Каминский выяснил у местного старосты, где затаились «народные мстители». Свой лагерь они разбили в Калушинском лесу, у истока Ведьминого ручья, где, по слухам, в незапамятные времена стояло волховное капище. Оставив место происшествия на полицейских, следователь поскакал в Варшаву, в наместничество. Уже через несколько часов добился приёма у наместника Царства Польского графа Паскевича. Потрясённый трагической гибелью своего чиновника, Паскевич немедленно распорядился уничтожить «мстителей». По его приказу Каминский выдвинулся в Калушинский лес вместе с батальоном Мазовецкого гарнизона и присутствовал при разгроме повстанцев…