Полный форс-мажор - стр. 8
– Шура, это я… Алё, как дела? Гром вчера улетел, не помнишь, нормально? – услышав ответ Палия, голосом, как ни в чём не бывало, пряча за лёгкой бравадой жуткую тревогу и понимая уже, что зря звонит, всё так и есть, Палий сейчас поймёт и подтвердит его несостоятельность.
– Да нормально, уже на месте. А ты как, готовишься?
Вот оно подтверждение, в испуге мелькнуло у Ульяшова.
– Куда? – слабым голосом переспросил он. Не хотелось поверить. Не хотел, не хотел… Голос Палия был твёрд и ироничен.
– Не куда, друг, а к чему, – поправил тот. – Забыл? Мы вчера при свидетелях слово офицера друг другу дали. Поспорили. Не помнишь? Я помню. Гром свидетель. Сдрейфил?
– Я?! – Окончательно испугался Лев Маркович, но вывернулся. – С какой стати, наоборот, очень хорошо всё помню.
– Чего тогда звонишь?
К такой постановке вопроса Ульяшов готов не был, не предполагал, на некую шутку надеялся, на розыгрыш… Вот и всё… Надежды практически уже не было, но марку приходилось держать.
– Не чего, а зачем! Разный смысл, – удивляясь своей наглости, произнёс Ульяшов. – Звоню спросить, не забыл ли. Напоминаю, Шура: назад дороги нет. Слово дал – держи. Не вырубишь. Это закон. Тем более слово офицера. – Последнюю фразу Ульяшов произносил уже твёрдо, чётко, как приговор Палию.
Палий даже чуть растерялся. Голос прославленного вертолётчика выдал.
– Так я и держу. – С заминкой произнёс он. – У нас уже и совещание намечено. Все уже в курсе. Уже злые на вас. На взлёте… Порвём, говорят, как Шурик грелку.
– Не Шурик, а Шарик. – Машинально поправил Ульяшов.
Но Палий оспорил.
– Шура – это я! Не твой Шарик. Я на спор грелки рву.
– Ух, ты, не может быть, не знал.
– И на это хочешь поспорить, хочешь?
– Нет-нет, – поторопился отказаться Ульяшов.
– А то смотри – могём! – хохотнул Палий, и без перехода, серьёзным голосом спросил. – Короче, не понял, чего ты звонишь?
– Так просто, про Толяна спросить.
Всё, на этом надежда полковника Ульяшова полностью иссякла.
– Ааа, Толян! Анатолий Михалыч молодец. Долетел, доложил, встретили, сейчас спит наверное. Акклиматизация. Он же не как ты, он закусывал. Техника уже на месте, технари работают. Всё по плану. – Голос Палия умолк.
Говорить уже было не о чем, всё было понятно, назад пути не было, для Ульяшова оставалось последнее:
– Ладно, привет ему передай. Скажи, Ульяшов уже свои сапоги Шуре приготовил, даже сапожным кремом начистил, блестят. Ждут. Просто сверкают.
– Да иди ты… со своими сапогами, – оскорблённо возмутился Палий, передразнил, – сверкают они у него. О звёздочках своих, с погонами на сухую, забыл? Это мы вас, как пить дать, на сухую, «умоем». Я тебе говорю, точно. Ха-ха!
– Сам ха-ха, – беззлобно огрызнулся Ульяшов, и не очень уверенно продолжил. – Это мы вас умоем, да! Постись пока. Привет! – и, не успев положить трубку, сам себе воскликнул. «Ужас! Мне кранты. Я пропал!»
В трубке что-то забурлили, забухтело, Ульяшов вернул её к уху.
– Что? Что там у тебя, Лёва? Полковник Ульяшов! – Взывал в трубке встревоженный голос полковника Палия. – Кому кранты, кому кошмар, кто там у тебя, кому это? Лёвка, Лев Маркович, товарищ полковник…
Ульяшов с трудом пришёл в себя.
– Нет-нет, это я… – вроде задумчиво так, растерянно пробормотал он, но закончил почти лёгким, небрежным тоном, хотя очень трудно было. – Я говорю, кошмар вам будет, кранты. Ага. Разобьём как шведов под Полтавой. Всё, Шура, готовься, привет!