Полночь шаха - стр. 11
Жуллен: Мсье Размара, вас считают очень неудобным человеком для ведения переговоров.
Размара: За свою жизнь я слышал много обидных слов от своих недругов, для которых единственной целью являлось оскорбление генерала Размара. Жаль, что остальное их не интересовало.
Жуллен: Некоторые считают за честь быть неудобным переговорщиком, утверждая, что это почти синоним неподкупности.
Генерал Размара считался кристально честным человеком. Презрение ко всякого рода подношениям, взяткам, ритуальным славословиям, включая склонение головы и лобзание монаршей ладони, отдаляли его от шаха и придворной свиты. Такое достоинство офицера не всегда ценится, и даже напротив – всегда приводит к склокам со стороны многочисленной толпы завистников и недоброжелателей.
Размара: Я понимаю, о ком вы говорите, но требовать справедливости для собственного народа не означает быть неудобным. У меня очень непростая ситуация, мсье Жуллен. Она требует от меня решительных действий во благо Ирана, но некоторые мои сограждане, как и ряд иностранных коллег, воспринимают мою решимость как оскорбление, подрывающее их собственный интерес. Личные дивиденды для них выше страданий миллионов людей, моих сограждан. Только я не могу понять, какие общие интересы могут быть у Белого Дома, Даунинг-стрит, 10 и таких политиков, как Абдол Гасем Кашани, ведущем свои проповеди в стенах Меджлиса так, словно он находится под куполом тегеранской мечети. Такие персоны часто путают политику с религией, и это таит в себе немалую опасность.
О своих внутренних сомнениях относительно шаха и его политики премьер-министр по известным на то причинам в своем интервью умолчал. Равно как и о личных качествах Мохаммеда Реза Пехлеви, отражающихся на его руководстве страной и на отношениях со сверхдержавами.
Жуллен: Весьма образное сравнение Меджлиса.
Размара: Иногда приходится говорить метафорами, чтобы яснее представлять всю драматичность ситуации. Многие требуют от меня национализации нефтяных концессий, не понимая, к каким бедам и несчастьям это может привести. Тысячи людей станут безработными, окажутся без средств к существованию. Они наводнят улицы, протестуя против своего бедственного положения и требуя от правительства кардинальных мер. Угроза политической и экономической изоляции усугубит социальное положение народа еще больше. Легко кричать «Я люблю Иран!», гораздо сложнее доказывать свою любовь на деле. Лжепатриотизм всегда громко слышен, но очень сложно увидеть его благие дела.
Жуллен: Вы против национализации нефтяных концессий, но как понять ваше решение о запрете вещания радиостанции «Голос Америки» на территории Ирана? Насколько этот шаг совместим с заботой о благосостоянии вашего народа? Не усматриваете ли вы в этом риск попасть в политическую и экономическую изоляцию? Оппоненты обвиняют вас в приверженности левым идеям и усматривают в этом угрозу нарастания коммунистического влияния в Иране, хотя очевидно, что отказ от национализации иранской нефти доказывает обратное.
Размара: Я не только запретил антисоветскую и антииранскую пропаганду, которой были напичканы программы «Голоса Америки», но еще и отозвал всех наших молодых офицеров, обучавшихся в США. Я сам прошел обучение во Франции, и такие военные академии, как Сен-Сир, ничем не уступают своим заокеанским учебным заведениям схожего профиля. Никто не может диктовать Ирану свои условия. У моей великой страны всегда найдется выбор, отвечающий ее интересам. И, поверьте, мы всегда найдем достойную замену для учебы своих офицеров. Относительно моей приверженности к левым идеям – это не более чем стремление жить в мире и согласии со своими торговыми партнерами. Хочу заметить, что Советский Союз