Полигон смерти - стр. 32
Не знаю, чем бы всё закончилось, вполне возможно, ещё через полминуты я бы благополучно отключился… но тут где-то рядом с нами раздался возмущенный женский вопль и боровичка кто-то принялся стаскивать с меня, ругая на чём свет стоит и беззастенчиво награждая оплеухами.
– Катюха, ну прекрати…
– «Шлеп!!!»
– Кать, мы тут просто шутили…
– «Шлёп!!!»
– Да всё, всё, я всё понял, не трогаю я его… Ай! Больно же, прекрати!
– Никита, ты совсем дурак? Что ж ты делаешь, сволочь?! Ты чего на людей бросаешься?! Я тебя предупреждала?! Да я тебя прямо сейчас сдам Семёнову! Всё, уже звоню!!!
– Катюха…
– Никита, у тебя десять секунд!
– Кать… ну всё, всё, ухожу!
– Пошел вон отсюда! Считаю до десяти – и звоню!
– Всё-всё, уже пошел…
Освобожденный своевременным женским милосердием от увесистого боровичка, я сел, мотая головой и восстанавливая дифферент, и увидел, что мой супротивник торопливо удалялся прочь, за ним в кильватере пристроились двое помощников с повязками, а у пожарного входа столпилась вся арт-группа в полном составе: снегурочки, возглавляемые Катей, и киндеры-рисовальщики.
В общем, все, кто был в этом крыле, выскочили посмотреть, как мы тут развлекаемся. Наверное, шумно получилось, боровичок оказался на диво звонким, да голосистым.
– Ну всё, нечего тут глазеть! – шикнула на детвору одна из снегурочек. – Не видели, что ли, как парни балуются?
– Это гомосеки балуются, – солидно пискнул кто-то из толпы. – А парни дерутся.
– Семёнов, следи за языком! – прикрикнула Катя. – Девочки, давайте все по местам. Так, внимание: считаю до десяти, кто останется – не получит подарка. Раз!
Угроза возымела действие: спустя несколько секунд арткиндеры, подгоняемые снегурочками, исчезли за дверью, и мы с Катей остались одни.
Какая замечательно строгая девушка. Всем даёт по десять секунд, и Никите и детям. А мне сколько дадут?
– Семёнов… – На фоне кровавой соли во рту и басовитого гудения в голове меня посетила гротескная догадка: – Это вот тот Семёнов… которому грозили сдать Никиту?
– Это его отец. – Катя помогла мне подняться. – Начальник Никиты. А это Егорка Семёнов, и он Никиту не сдаст. Понимаете, это у них такая пацанская этика… Как вы?
– Как я? Жив, и слава богу. Спасибо за гостеприимство… Ох… Пойду-ка я в мэрию… Десять секунд…
– При чём тут десять секунд? Зачем в мэрию? – Тут Катя не на шутку переполошилась: – Нельзя вам в мэрию, в таком виде! У вас кровь…
– Ну тогда в больницу. Далеко отсюда больница?
– Ой… И в больницу вам нельзя…
В течение следующей минуты мы мучительно соображали, что со мной делать. Катя скороговоркой выпалила свои доводы, и я вынужден был признать, что в логике ей не откажешь.
В мэрии сейчас банкет, там собралось всё городское начальство (и Семёнов тоже!). Если туда ввалится дорогой гость – избитый и окровавленный московский художник, непременно будет большой скандал и пострадает немало хороших людей. Чёрт с ним, Никиту сразу загребут, но и Кате тоже попадёт как организатору конкурса, где всё и случилось.
Если я в таком виде пойду в больницу, врачи сразу позвонят в милицию. Здесь с этим делом строго, все друг друга знают, а я чужой, так что это сразу станет общенародным достоянием.
Собственно, на банкет к начальству я не собирался, просто чекисты сказали: если надоест гулять, чтобы подошел к мэрии. Гулять, как вы наверное догадались, мне уже надоело, но ясно было, что в таком виде шарахаться у мэрии не стоит, да и чекисты сразу поднимут шум, когда увидят меня такого красивого. С больницей тоже всё ясно. И пусть за всеми этим девичьими тревогами видна в первую очередь забота о непутёвом Никите, зловредном боровичке, которому за унижение высокого гостя грозят большие неприятности, но я всё же не настолько подлец, чтобы мстить ему через «верхи» и тем более доставлять неудобства такой замечательной девушке.