Полевая почта – Южный Урал. Фронтовые письма о любви. Часть 3 - стр. 2
Единственная фотография ст. лейтенанта С. Д. Лесюкова
Фото Кушниренко Л. Ф. (Мясниковой Л. Ф.)
Письмо от 1 октября 1944 года
1 октября 1944 года
Моя дорогая девочка – здравствуй Люся!
Днём написал тебе, а вечером принесли от тебя письмо и потому сегодня пишу сразу 2 письма. Ты говоришь, что в предыдущем письме описывала свой огород. Но такого письма я еще не получил. А ты ещё увещеваешь, чтобы легче ругать почту! Видимо, добрая треть писем пропадает в пути по милости курносых барышень из почтового ведомства. Их мало ругать. Их надо так наколдовать, чтобы ни одна из них 10 лет не вышла замуж за такое содействие и помощь фронту.
Молодчага Аля, что она заставляет тебя плясать прежде, чем вручить моё письмо. Так и надо! Я вот ей специально пошлю директивы на этот счет, как действовать в таких случаях. Вдвоем с ней мы тебя в такую блокаду поставим, что ты будешь знать, что такое мы с Алей! Вот тогда поневоле взмолишься: «… Ах, пожалей меня, Я так люблю тебя!».
Интересно, моя барышня ненаглядная, что вы изволили отплясать перед Алей за моё письмо! Только правду говори, так как я сверюсь у Али.
Два письма от Али прибыли и на них я отослал три или четыре ответа, но дошли ли они? Опять всё дело упирается в разлюбезных курносых почтовых мамзелей. Вместе с ответами я отослал Але разные материалистические изображения: кошку, собаку, […], с соской во рту, обмозговывающего будущие границы своей страны. Это поскольку Але не нравятся, Лидочка, идеалистические на тему, что связано с […] и неземными его дарами грешных людей.
Аля правильно чувствует, что не может того быть никогда, чтобы ее письма меня не интересовали и ты её, пожалуйста, не дразни на эту тему, иначе сама окажешься без писем, вот тогда попляшешь.
Но все это, Люся милая, немножко в порядке исключения на юмор. А теперь о серьезном. С Ярчуком дело тревожное. Я дважды ему писал, узнав адрес от тебя, но ответа ещё нет. А вот твои чувства тебя обманывают явно, если ты думаешь, что я переписываюсь с его родными. Хотя его родные и заслуживают того, чтобы их не забыть, но с ними я не переписываюсь. Может быть это и не хорошо. Так Ярчуку я как-то еще в мае или апреле написал однажды, но ответ не последовал и больше я туда не писал. А вот теперь ещё раз как-либо доберусь и напишу: быть может родные что-нибудь знают о Володе. Наоборот, как-то однажды ты упоминала в письме, что Таня вам писала мою жалобу о том, что Люся меня забыла. Из этого я заключил, что вы с Лидой связаны с родными Ярчука и в курсе его судьбы. А потому я к тебе и обращался за его адресом и так надоел, что ты потом по инерции месяца 3 писала в каждом письме его адрес. Но не обижайся, Люся, если тон этих слов немножко холодноват. Это в ответ на твои слова: «Быть может, ты объяснишь «что имеешь его переписку с его родными». Не бей, да не будешь битым.
Люся, сегодня 1 октября – ты приступила к занятиям. Я помню твои занятия, они мне влезли в печенку. Наверное у тебя была успеваемость в прошлом году сверх похвальная, а по поведению и сами ангелы с тобою не могли сравняться. Ты так спешила на эти занятия, так рвалась из дому, так нетерпеливо смотрела на упрямые стрелки часов, что мне казалось в те немногие дорогие встречи: под силой твоего взгляда стрелки часов робели и покорно устремлялись вперед, греша точностью и создавая гостю, покорному твоему рабу, состояние «хоть провались сквозь землю». Думаешь, что я прощу тебе, Милая, это когда-нибудь? Не за что на свете! Вот покончим с войной и я предъявлю тебе курносый мой ангел, достойный ультиматум!…