Полёт - стр. 6
Мама красива, но не знает об этом.
Габриэль
Нехватки любви я не чувствовала. С моей дочерью – никогда. То, что бывает между детьми и родителями, – прекраснее всего на свете. Зачем искать где-то еще отношений, которые могут закончиться, если вы уже обрели безусловную и бесконечную любовь?
Глава 6
Габриэль
Я всегда говорила с ней как со взрослой. Не уверена, что нашелся бы мужчина, который одобрил бы мои отношения с дочерью. Хорошо, что мне ни у кого не нужно было спрашивать разрешения. Я никогда не могла говорить с ней как с ребенком. Скорее всего, она бы этого просто не позволила.
Дочь всегда поражала меня пристальным взглядом своих больших глаз и многозначительным молчанием. Я очень быстро поняла, что она не такая, как другие. Еще младенцем она следила за мной, что бы я ни делала. И казалось, все понимала. С ней ничего никогда не бывало обычным.
Лили
Разница в возрасте никогда не была помехой. Я не чувствовала себя ребенком или кем-то неважным. Мама всегда говорила со мной как с равной. Решения мы принимали вместе, мое мнение и мои желания всегда имели значение.
Конечно, я повзрослела быстрее других детей, но, честно говоря, это оказалось к лучшему.
Габриэль
Иногда я брала Лили с собой на работу. С детьми своего возраста она не всегда находила общий язык, зато мои «старички» очень ее интересовали. Она усаживалась рядом, брала их за руку и начинала сыпать вопросами: «А у тебя когда-нибудь была любовница? А где она сейчас? А кем ты раньше работал? Погоди-ка, ты воевал? Ты был ранен? Ты боялся? Ладно, давай играть! В “Скрабл” или в “Боггл”?»[2]
Я не знала, о чем они говорят часами напролет, но, так или иначе, все оседало в ее головке, и через несколько дней она, нахмурив брови, подходила ко мне с очередным вопросом.
«А что, если завтра начнется война? У нас ведь нет папы, и значит ты, мама, пойдешь воевать? А если со мной некому будет сидеть, придется отдать меня в детский дом? Вот что я тебе скажу, мама, я пойду работать, ведь нам нужны будут деньги, чтобы покупать хлеб на черном рынке. Я могла бы стать почтальоном – я умею читать, ездить на велосипеде и хорошо ориентируюсь, – я бы передавала письма людям и сведения партизанам. Но письма с плохими вестями я бы не доставляла. Я бы их рвала. Плохие вести причиняют слишком много боли!»
Честно говоря, я и не подозревала, что она так много думает. Она прислушивалась ко всему, что происходило, ко всему, что говорили рядом. Она была как настоящая губка. А иногда – как шпионка.
Лили
Я всегда шпионила за мамой. Особенно если она закрывалась у себя в комнате, чтобы кому-нибудь позвонить. Это означало: она не хочет, чтобы я о чем-то узнала. И естественно, это начинало интересовать меня больше всего на свете.
Я припадала глазом к замочной скважине и смотрела, как она накручивает телефонный шнур на палец, как шепчет, вздыхает и кладет трубку. Иногда после такого звонка она впадала в какую-то задумчивость. Надолго. Потом глубоко вздыхала и направлялась к двери. Я убегала к себе, и когда она приходила, то уже сидела на полу – рисовала или читала.
И каждый раз она улыбалась мне своей самой прекрасной улыбкой и говорила веселым голосом. Как будто ничего не случилось. Как будто за мгновение до этого она не была расстроена.
Габриэль