Полет дракона - стр. 3
В редкие минуты просветления люди приходили себя, оглядывались по сторонам, ужасались своей жизни, но вскоре вновь забывали обо всем. И опять принимались скакать до изнеможения…
Лишь старая Пелагея не потеряла разума, только ее мало кто слушал. Мало что взбредет в голову полоумной бабке! Когда ворон Гавран грустно произносил эту фразу, египетская мау горько вздыхала… Глядя на ее опечаленную мордочку, у меня невольно возникала мысль, что она знает эту самую старуху!
Надо отдать должное, долгое время птица не обращала внимание на поредевшие ряды слушателей и мужественно продолжала вещать. Но в какой-то момент обиженный Гавран твердо сжал клюв и поклялся больше ни то что слова не сказать, даже не каркать! Единственно, с кем продолжил общение, была египетская мау.
Только ей одной он признался, как прошлое не отпускает его и как мыслями вновь и вновь возвращается в избу к бабке Пелагее. Ворон не скрывал, что был сильно привязан к старухе, которую очень любил и жалел. Ведь на высохшие плечи старой женщины упала забота о маленькой Марьяшке, дочке той самой Мелании. На лице девочки, вечно покрытом грязью и сажей, чистыми оставались только ярко-синие глаза. Впрочем, такими же грязными, как она, стали все жители городища.
Марьяшка росла храброй девочкой. Она не боялась ворогов, не страшилась коназа. А ее лучшими друзьями, как не удивительно, стали серые крысы, с которыми прекрасно общалась на их странном свистящем языке. Именно эти жуткие грызуны с горящим пламенем глазками привели ее однажды в странное место, где лежало огромное кремовое яйцо. Марьяшка сразу сообразила, кому оно принадлежит, и, не долго думая, притащила в старую, почти развалившуюся избушку, где жила с бабкой.
Они же указали ей на маленькую фигурку белого дракона, закатившуюся в дальний темный угол. Седая крыса успела шепнуть, что это дракон Ату окаменел от горя, увидев что сотворили с его сородичами вороги… Вернуть его с жизни смогут не скоро и сделает это особа, не имеющая страха.
Проходили дни, недели, месяцы… Неожиданно для всех зима в Заповедном лесу затянулась. Чтобы окончательно не умереть от скуки, белка Усачка стала упрашивать ворона продолжить рассказ. Хоть какое-то развлечение! Однако Гавран молчал, спрятав голову под крыло… А потом и вовсе удивил всех, перебравшись жить к бабе Яге, которую, как оказалось, знал по своей прошлой жизни. Если я правильно понял ситуацию, ворон был очень счастлив и все время твердил, что надо было сделать это раньше, едва оказался в Заповедном лесу.
Как же они с бабкой радовались, когда увиделись! Честно скажу, не скрыл удивления, когда подслушивал их разговоры, из которых сложно было что понять. Одни охи да ахи. Но как выяснилось, что Гавран не забыл испуг в глазах старой хозяйки и изумление на лице маленькой, когда услышали странный шорох за печью:
– Помнишь, как все дружно кинулись посмотреть, что там происходит, и замерли в изумлении?
– Ой, милок, – ворковала бабка, – картина и впрямь предстала удивительная!
На глазах драный платок, которым была накрыта плетенная корзинка, ожил, зашевелился и громко запищал.
Если я правильно понял, бабке пришлось набраться смелости, чтобы сдернуть ткань. После чего она ахнула в изумлении. В корзинке лежал размером с детский пальчик крошечный дракончик, как знать, быть может последний в мире… Малыш беспомощно подергивал маленькими голенькими крылышками и смешно кряхтел. Он выглядел таким одиноким и несчастным, что сердце просто разрывалось от жалости. Новорожденный испуганно закрыл глаза и слабо запищал. Мир, куда попал, смотрелся очень неприветливо. Он даже пожалел, что выбрался наружу. Серые закопченные стены, потухший очаг…