Поле боя при лунном свете - стр. 45
– Мозги на другое нацелены. Надо остановить этого мерзавца. Хотя бы ценой собственной жизни. Но если останусь жив – напишу Шомрон. Самарию. У меня ведь кроме Шомрона ничего и нет. Семьи нет, друзей – ты да Шалом.
Плюс к мистическим заморочкам и скряжничеству у Иошуа есть еще одна мерзкая черта – он жуткий нытик. Часами может рассказывать, как ему плохо, какой он одинокий, как у него нет денег – все ради того, чтобы его погладили по головке.
– Зато у тебя есть талант.
Я думал, он начнет скромничать или отшучиваться, но он ответил твердо и серьезно:
– Это не я. Это Б-г. Я – инструмент.
– Все мы лишь инструменты.
Иошуа ничего не сказал. Он стоял у окна, худой, в белой кипе, которая удивительно шла к его смуглоте, с заостренными чертами лица, чертовски смазливый, и мне ужасно захотелось, чтобы он остался жив и «написал Шомрон».
Потом он резко повернулся ко мне, живость в карих глазах вновь сменилась чернотой.
– Я пришел обсудить список, – объявил он.
– Какой список? – спросил я.
– Возможных кандидатов.
– Кандидатов на что? – спросил я.
– На предательство. Дай кофе.
– На ночь кофе вредно, – возразил я.
– А утром я его не пил. Воды горячей не было.
Что означало: «я забыл нагреть воду перед шабатом». Против такого убийственного аргумента возразить было нечего. Пришлось включить электрочайник.
– Так вот, – продолжал Иошуа, усевшись в кресло. Его вытянутые длинные ноги в серебристых джинсах на фоне линолеума напоминали железнодорожные рельсы. – Мы с тобой решили – это не может быть поселенец. Значит, кто-то пришлый. Кто алеф – знаком со мной, бет – кому я говорил о своих планах и на семнадцатое ияра, и неделю назад. Что до семнадцатого ияра– ничего не помню. Это было полтора месяца назад. А вот ровно неделю назад на исходе субботы я зашел к тебе. У тебя как раз сидел этот парень из России. Он иностранный рабочий.
– Не из России, а из Молдавии, – поправил я.
– Хорошо… Я говорил еще, что в понедельник поеду в Иерусалим. Утром. Он попросил купить ему Тору с русским переводом. Решил посмотреть, на чем это евреи так зациклились. А в Городке Тора не продается.
– Да ты ее и в Иерусалиме не купил, сказал, что там в русском книжном магазине тоже не было. Слушай, а еще кто-нибудь знал о том, что ты едешь.
– Ну… я говорил об этом на уроке рава Бен Иосефа. Спрашивал, не хочет ли кто со мной навестить рава Михаэля…
Это тот психоаналитик, о котором я вам рассказывал.
– Но у рава Бен Иосефа на уроке были одни поселенцы!
– А в воскресенье?
– Что в воскресенье?
– В воскресенье ты кому-нибудь говорил?
Иошуа несколько секунд, нахмурившись, смотрел на меня, будто не понимая, потом сокрушенно поник кудлатой головой. Кисточка уныло свесилась.
– Да, Рувен. Испортил я себе когда-то память колесами. Теперь маюсь. Ничего не помню. Вообще со здоровьем…
– Хорош плакаться. Вываливай, что случилось.
– А то и случилось. Я ведь заходил в Районный Совет Самарии. Выяснял, едет ли кто завтра в Иерусалим. Не спроси ты сейчас – в жизни не вспомнил бы.
– А кто там был?
– Да человек шесть. Некоторые – явно не из нашего поселения.
– А еще где-нибудь ты спрашивал?
– В синагоге… После утренней молитвы… Но там-то все наши, поселенцы.
– Понятно. Беда лишь в том, что полтора месяца назад ты не мог спрашивать в Совете, кто куда едет. Тогда у тебя была своя машина.