Покинутый бог - стр. 17
– Один собственноручно написал ее только что. Даже чернила еще не до конца просохли.
– Вижу, – протянул Бьёрг, читая письмо, – все верно. Проходи, старый друг. Не взыщи за расспросы. Мы стоим здесь не просто так.
Старик тепло улыбнулся и огладил бороду:
– Какие могут быть обиды? Служба… У всякого своя.
Затем почтенный старец вытянул вперед руку с медальоном. Тот продолжал сиять, переливаясь сиреневыми и белыми сполохами. Ниорд громогласно произнес:
– Тор! Это Ниорд. Я к тебе послан твоим отцом. Сейчас я войду в твои покои. Не делай глупостей, мой мальчик!
Внутри комнаты все стихло. Старик прошептал себе под нос что-то, и вырвавшийся из медальона свет ударил в узорчатое полотно двери. Затем подвеска погасла, а Ниорд протянул руку к ручке. Дверь легко отворилась, за ней все было спокойно, но стражники волновались, словно псы, почуявшие кровь.
– Как бы не вырвался, – проворчал один из них.
– Ничего… ничего, – по-стариковски приговаривал Ниорд, будто успокаивая самого себя. Затем старик повесил магический медальон на ручку двери и серьезно сказал караульным:
– Что бы ни случилось, не прикасаться! Не трогать руками.
– А что будет? – осторожно спросил тот, что помоложе.
Старик насупил брови:
– Плохо будет. Всем, – он еще раз окинул взором караульных и начальника стражи, – ну, я пошел.
Дверь за старцем тихо закрылась. Изнутри больше не доносилось ни звука.
Бьёрг постоял еще немного напротив покоев сына могучего Одина. Затем, убедившись, что ничего не происходит, сказал:
– Я буду у себя. Если что-то случится, немедленно доложить. Поняли?
Караульные послушно кивнули. Начальник стражи удалился, оставив после себя лишь эхо твердых шагов в коридорах дворца.
Тор сидел на своей постели. Вернее, на том, что осталось от нее. Изящный резной каркас был разломан в щепу, усеивающую теперь каменный пол. Целыми оказались только перины. На них-то и восседал, подобрав под себя ноги, могучий сын Одина.
Из нарядного убранства комнаты не сохранилось почти ничего. Шкафы и сундуки были разбиты, одежда разбросана. Повсюду валялось оружие, бесполезное против отцовских чар. Недоставалолишь одного – боевого молота Бога Грома, Мьёльнира. Один сам забрал его у сына в день, когда Тор был помещен под стражу. Без молота против древней магии Всеотца узник был бессилен. Тор знал это, но его ярость не утихала, и потому он крушил все, что способен был сокрушить.
Пища, которую ему доставляли в эти дни, была разбросана по полу и растоптана. Подносы из редких металлов, инкрустированные драгоценными камнями, валялись тут же, погнутые или вовсе сломанные пополам.
Теперь же ас-громовержец сидел на остатках своей постели и переводил дух. Он перевязывал разбитые костяшки на руках, отрывая куски от своего парадного плаща. Длинные светлые волосы были растрепаны и, словно львиная грива, в беспорядке лежали на плечах. Серые глаза мерцали лихорадочным огнем.
– Рад видеть тебя в добром здравии, Тор Одинсон, – учтиво поприветствовал пленника почтенный ванн.
– Не хочу показаться грубым, старый друг, но я ожидал увидеть здесь другого, – хрипло проговорил в ответ сын верховного бога, – я рассчитывал, что Всеотец соизволит сам явиться ко мне, чтобы выслушать, наконец, как все было, а не будет засылать тебя, дабы своими тихими речами ты утешал мой гнев.