Покер на раздевание - стр. 17
— Может, арестуете меня, наденете наручники? Я была очень непослушной девочкой, – подняла она руки вверх и преданно посмотрела в глаза. Врала! Не было никакого раскаянья, и я чувствовал это. Лишь игра.
Стоял с широко расставленными ногами и хотел развернуться и уйти. Все это скучно и наигранно. Фальш.
Но продолжал стоять, смотреть, завороженный ее красотой. Римма чувствовала моё напряжение, видела мою решительность бездействия, и эти чертовы нежные ручки потянулись к моей ширинке. Проклятье, это было невыносимо! Невыносимо порочно. Ловко и без заминки она высвободила член из внезапно потесневших штанов. Я чувствовал ее дыхание там, где уже болело от похоти и стояло часовой башней. Знала, зараза, как сделать так, чтобы я не думал. Позабыл обо всем… И тесная влажность ее рта и тонкие пальчики в очередной раз доказывали это. Ворвался глубже, толкаясь в глотку. Скорее почувствовал, чем услышал, что ей нечем дышать. Отстранился и одним движением развернул, ставя на колени. Взял жестко, без ласк.
— Сволочь… – простонала она, пока я вколачивался сзади.
Сильнее сжал ее ягодицы. Хотелось всего и сразу, без прелюдии и игры. Какие, нахер, игры, когда последний раз я нормально трахался, не припомню когда? Римма вскрикнула, выгнулась и откинула голову, и я укусил ее шею, смял сильно отяжелевшую грудь.
Как всегда после долгой засухи, она отдавалась мне дико и порочно. Все происходило дико. Так было, пока я не утолял голод, и только потом могло наступить время ласк. Но сейчас лишь вколачивался в ее тело, с дикой, животной, раздирающей душу страстью. Страстью, которой мне так не хватало. Болезненным острым наслаждением, хрипами, стонами и всепоглощающей темнотой. Темнотой порока. Дерзкой манеры меня злить, а потом покорно вставать на колени.
Да, Римма определенно знала, что мне надо. Ходила по грани, как по лезвию ножа… И только ее холодные глаза выдавали настоящие чувства. Это и стало причиной, почему я все чаще брал ее сзади. Жадно и порочно. Как хозяин.
Закрыл глаза, откинув голову назад, и в цветной радужный калейдоскоп воспоминаний просочилась улыбка. Нежная, озорная. Зелень горящих глаз и слегка приоткрытые пухлые губы…
— Милана… – тихий шепот потонул в стонах стоящей на коленях женщины.
Я не видел больше ничего, только эти губы, глаза, золотые волосы….
Представил, что двигался в ее теле, и это принесло дополнительную остроту. Хотелось находиться только в ней, в ее теле до бесконечности, но кончил, потому что почувствовал ее пик и пришел к финалу вместе с ней.
Из грез вырвал голос жены, и флер развеялся.
— Какая же ты сволочь, Авдеев. Берёшь меня на полу, как животное.
Наши тела трясло, и мы оба осознавали, что это только начало. Такие ночи происходили редко, но неизменно. Римма знала, что мне нужно, и подчинялась, доводя до исступления. Намерено пробуждала во мне зверя. Сначала словно сажала на цепь, отвергая. Придумывая тысячу и одну причину, чтобы не отдаваться мне. И лишь доведя до грани, подчинялась и всю ночь покорно позволяла делать со своим телом все, что захочу. И я не мог разорвать цепь, на которой она держала меня. Рано или поздно она приходила, или я врывался в ее пространство и брал все, что хотел, и куда хотел. А хотел я везде во все дыры.
— Хотя ты и есть животное…. – тихо засмеялась она, зная, какое производила на меня действие вот такая дикая и обнаженная.