Покаяние Владимира Путина - стр. 8
А между тем рассказ вызывает много вопросов и сомнений. Во-первых, странно, что женщине беспрепятственно удалось подойти к президенту, которого всегда сопровождает охрана. Ведь Шарлотта Корде и Фанни Каплан были тоже женщины. Ну ладно, допустим, старушке удалось прошмыгнуть, но, во-вторых, не легче поверить и в то, что женщина, советский человек, могла решиться на такой отчаянно унизительный жест, как коленопреклонение, которое она за всю жизнь могла видеть только в кино.
В-третьих, даже вручив записку, просительница еще имела возможность сказать что-то вроде таких слов: «Родимый, сил нет, измучилась, погибаю, помоги!» Но она ничего не сказала. Странно. И Путин лишь гадает, о чем она могла сказать, думает, что о сыне, сидящем в тюрьме. Но гораздо вероятнее – о том, что есть нечего или жить негде.
В-четвертых, первым движением президента и всякого мужчины в этой ситуации было бы естественно поднять женщину с колен, но он или его помощник почему-то это не сделали.
В-пятых, если старушка решилась на столь отчаянный жест, то естественно ожидать неординарную реакцию и президента. Он, подняв ее с колен, должен бы, допустим, тут же спросить женщину: «Матушка, что с вами? Чем помочь?» Но он ничего подобного не делает.
В-шестых, если, допустим, не было времени на расспросы, куда-то спешил, то, принимая во внимание опять-таки крайне необычный характер жеста просительницы, естественно было бы не отдавать записку помощнику – это же не ящик коньяка, не подарочный щенок и даже не букет цветов – а просто положить ее в карман. Он не сделал и этого.
Наконец, для человека власти, который впервые в жизни увидел человека, старую женщину в мольбе на коленях перед собой было бы крайне странно забыть о ее записке, но вполне закономерно вспомнить о ней в первую же свободную минуту. Но он не сказал, когда спохватился, и мы вправе думать, что прошло уже много времени. И самое последнее. Просительница, знавшая, что президент сюда приедет и заранее приготовившая записку, скорей всего, где-то здесь, в этом районе и жила. И можно было организовать ее поиск, что не так уж трудно, ибо, как сказал в этой же передаче сам Путин, «руки у нас длинные». Но он не сделал и это.
Исходя из всего сказанного, я думаю, что рассказ президента о двадцатилетних терзаниях его державной совести – сентиментальная рейтинговая туфта. Она тем более вероятна, что ведь все двадцать лет мы созерцали его неодолимую тягу в этом направлении. О ее проявлениях на поприще историческом и политическом мы напомнили выше, но такие образцы высококачественной туфты он давал на поприще и совсем другом, родословном, что ли.
Так, например, поведал, что однажды с его дедом на фронте во время Германской войны был такой случай. Сидел он в окопе, недалеко напротив окопы австрийцев. Видит дедушка, что появился вражеский солдат. Он в него из винтовки бабах! Несчастный австрияк упал и кричит страшным голосом. А дедушка был сердобольный, ему жалко австрияка, которого только что хотел укокошить. И что же? Дедуля отложил винтовку и пополз из своих окопов к австрийским на помощь раненому врагу. И представьте, не пристрелили деда на нейтральной полосе ни австрийцы, как ползущего к ним врага, ни наши, как уползающего дезертира. Дополз дедуля и оказал помощь недобитому врагу. Это привело в восторг великого патриота Никиту Михалкова. Услышав рассказ, он радостно воскликнул: «На это способен только русский солдат!» На что? А вот на это – всадить пулю и тут же спешить на помощь недобитому. Надеюсь, читатель, вы это тоже видели и слышали.